— Знаете что? Не пойдем внутрь: слон тут не пройдет, да и интересного внутри уже не так много. Давайте я прямо готовую продукцию вам покажу на выезде, вы и устали уже, небось, по цехам слоняться, — и усмехнулся на последнем слове.
— Давайте, конечно, — сказал Зорин, что-то пишущий в блокнотик. — Хотя нам все интересно.
— Рапорт пишете? — вдруг спросил Потоцкий, скривившись.
— Нет, — сказал Зорин сдержанно, — пара строчек на ум пришла. Все же в таких местах понимаешь поэтов двадцатых годов: индустриальная мощь — это нечеловеческое, конечно… Понимаешь, как они заводы воспевали… Это не только про новую жизнь было, это еще и про покорение стихий, про вот это чувство, что человек больше природы…
— Да какое у нас покорение стихий, — вдруг улыбнулся Потоцкий своей прекрасной улыбкой. — Я вам расскажу: я на медном заводе в Норильске практику проходил когда-то, я инженер-литейщик по образованию же. Я когда впервые увидел, как с небес — мне так тогда показалось — в литейном цеху струя расплавленного металла льется, я сам чуть стихи писать не начал. Вот это было… Это не передать. Это… Впрочем, простите. — Улыбка Потоцкого мгновенно погасла. — Я отвлекся. Пойдемте на ту сторону, посмóтрите на результат нашего покорения стихий, чего там. — И Потоцкий похромал вперед, держась рукой за правое бедро.
— Как он обычно день на ногах выдерживает? — тихо спросил Меньшикову Зорин.
— А он не на ногах, — сказала Меньшикова так же тихо. — Он на специальном самокате ездит, построил себе штуку с сиденьем. При вас не хочет.
— Понял, — сказал Зорин и ускорил шаг: Потоцкий хромал быстро.
Они стояли бок о бок — несколько десятков грузовиков, и поверх зеленой краски сверху донизу бока у них были заклеены изображениями икон — аляповатыми, яркими, крупными. Один грузовик как раз выруливал из открытых ворот цеха на стоянку, и Потоцкий замахал руками, чтобы водитель вывел машину перед нами. Распахнув двери кузова, Потоцкий дернул какие-то рычаги, и выдвинулась лестница.
— Что ж, заходите, инспектируйте, — сказал он. — Я за вами поднимусь. Давайте, отче, вы первый.
Квадратов осторожно взошел по гулкой зеленой лестнице и исчез в грузовике. Следом поднялись Зорин и Меньшикова, за ними проследовал и сам Потоцкий. Толгат потянул меня за ухо, я подошел поближе и заглянул в кузов. Все внутри было обклеено блестящими бежевыми обоями с золотым узором, пол устелен красным в узорах же ковром, по бокам на небольших возвышениях закреплены большие круглые подсвечники, а в самой глубине увидел я аналой с иконой, вроде того, что приносили нам в цирке, и на дальней стене еще иконы, поменьше. Квадратов, задрав голову, рассматривал росписи на потолке — там были святые в нимбах и крест посередине. Зорин крестился на иконы и низко кланялся. Меньшикова, быстро оглядевшись, спустилась по лестнице к нам и осторожно погладила мой бок. Рука у нее, несмотря на сырой октябрьский холод, была сухая и теплая.
Квадратов с Потоцким спустились последними. — Что, — сухо спросил Потоцкий Квадратова, — все по протоколу? Устраивает?
— Да ведь я не знаю протокола, — жалобно сказал Квадратов.
— Ну так я вас заверю, — сказал Потоцкий, упирая руки в бока, — все по протоколу, каждый спек я лично с линеечкой проверял, и крепления ваши бесценные на крыше сами знаете для чего тоже имеются. Надеюсь, я военную тайну не выдал — их, знаете ли, невооруженным глазом, простите опять за каламбур, снаружи видно. Так можете и передать.
— Да кому передать? — чуть не всхлипнул Квадратов.
Тут Потоцкий несколько растерялся.
— Да ведь вы от них? — осторожно спросил он.
— От кого? — спросил Квадратов.
Потоцкий помолчал, а потом сказал:
— Так. Теперь мне стыдно — вы даже не представляете насколько. Простите меня. Я тут перед вами юродствую… Я думал, вы от них проверяющий.
— Я даже, скажу вам честно, не вполне член экспедиции, — тихо сказал Квадратов с некоторым раздражением. — Я милостью Кузьмы Владимировича с ними по своему делу иду.
Потоцкий поднес руку ко лбу и замер на секунду, а затем отвел Квадратова в сторону и сказал, понизив голос и оглядываясь на Зорина:
— Блядь. Я думал, вы от этих, из РПЦ. Вы простите меня еще раз. Я этот заказ не хотел, скандал устроил владельцам. Да только мне ясно было сказано: или берем, или мобилизуют всех моих и меня с ними заодно. На себя мне плевать, я застрелюсь, а убивать не пойду, а за людей моих…
— Бог с вами, — вполголоса сказал Квадратов. — Это же часовни, в конце концов, не оружие. Не так страшно, и…
— Все одно, — перебил Потоцкий, — у них на крышах крепления для пулеметов. Квадратов замолчал.
— Пойдемте назад, — сказал Потоцкий. — Нехорошо, что мы здесь стоим.
И они пошли назад, к Зорину и Меньшиковой, и Меньшикова сказала Зорину:
— Слушайте, скажите, вы что хотите, чтобы мы вам устроили? Музеи? Театр? Званый ужин? Все сделаем, я читала, вас в других городах пышно принимали. Я просто честно подумала, что вам бы отдохнуть, а для галочки оно мне не надо.