Бобовые сласти

Это Сэнтаро понимал хорошо. Поэтому сегодня, помимо разовой лапши, прикупил еще и журнальчик с объявлениями о вакансиях. Поначалу он был готов обзвонить все места с более-менее терпимыми условиями и согласиться на что угодно. И даже запасся целой пачкой стандартных бланков для резюме. Но сколько ни перелистывал страницы, не находил вообще ничего.

Работники его возраста уже не требовались нигде. И даже те работодатели, для которых возраст якобы «не имел значения», непременно искали кандидатов с какой-нибудь особой квалификацией.

Никакой квалификации, кроме водительских прав, у Сэнтаро не было. Он был никем, и любые шансы наняться на новую работу «прямо с улицы» в его случае сползали к нулю.

— Черт знает что… — проворчал он наконец и, отшвырнув журнальчик, завалился обратно на футон. Его недвижная фигурка, скорченная рядом с кучей нестираного белья, напоминала сгусток озябшей тени.

Наступила ночь, а Сэнтаро все лежал в той же позе, не шевелясь, и прислушивался к мяуканью кошки. Он пытался представить, как выглядит эта кошка и что за историю пытается ему рассказать.

Может, плакала от одиночества? Или ей не хватало любви? С какой целью она оглашала окрестности этими заунывными звуками? Или это не кошка, а кот?

Он тихонько вздохнул. И задумался о письмах от Токуэ-сан.

Прислушивайся, советовала она. Но — к чему? Что именно он должен услышать? Если даже мяуканье кошки за окном остается для него загадкой, — на какое «откровение» можно рассчитывать, прислушиваясь к шепоту бобов?

Скосив глаза, он уставился на посеревшую в сумерках стену.

В конце концов, он, Сэнтаро, — просто лузер. Такой вывод напрашивался сам собой. Все, что ему остается, — затянуть на шее петлю и покончить с этой участью навсегда.

Он обшарил глазами комнату, размышляя, где лучше закрепить веревку. Но ничего подходящего, кроме гардины, не обнаружил. Он представил, как его тело свисает с гардины, покачиваясь вместе со шторой, и фыркнул. Нелепее картины не придумаешь.

— «Свинья неблагодарная»? — прошептал он в темноту.

Именно эти слова швырнула ему на прощание Хозяйка. Оспаривать их ему и в голову не пришло.

— Да ты знаешь, через что прошел мой муж, чтобы помочь такому отбросу, как ты? — орала она. — И после этого у тебя хватает наглости отфутболивать моего племянника? Да что ты за дрянь такая? Посмотрела бы я в глаза твоей матери!

В тот день он пригласил ее, чтобы подать заявление об уходе и выплатить остаток долга. И она принялась костерить его на все лады, обозвав, помимо всего, криминальной швалью, не ведающей благодарности.

Возражать ей он и не думал. Просто стоял перед нею, как каменный, не говоря ни слова. Потому что знал: по большому счету, ее обвинения — правда. Положиться на него нельзя было никогда. Всех, кто имел с ним дело, он в итоге обязательно предавал. Всех, включая собственных родителей.

Когда и с чего началось его падение — он не понимал. Но само падение вовсе не было для него неожиданным. Это дьявольское семя сидело в нем с раннего детства.

Ведь он не из тех, кто всю жизнь старался играть по-честному, но проиграл. Наоборот: он потому и проиграл, что в кои-то веки попробовал жить по-честному. Если же совсем коротко — Сэнтаро страдал от того, что он Сэнтаро.

Вот и этой ночью он опять боролся с собой. И стонал, как раненое животное, чувствуя, что задохнется, стоит ему лишь повернуть голову. Он снова задумался, каким способом было бы лучше повеситься. Но вспомнил, что у него нет веревки.

Может, сгодится упаковочная бечевка? Или ремень?

Он бросил взгляд на стол. Там стояла коробка с кухонной утварью, которую Хозяйка разрешила ему забрать, поскольку «больше это барахло все равно никому не пригодится». Вот и вся компенсация за его трудовые годы, горько усмехнулся Сэнтаро. Любимый медный котел, в нем — стопка глубоких мисок. Пластиковая ложка, деревянная лопатка, венчик, кулинарный шпатель и поварская роба.

Он долго разглядывал всю эту утварь, торчащую из коробки, будто застывший взрыв, и вспоминал свои дни в «Дорахару».

Лица покупателей в ожидании своей очереди за окном.

Болтливых старшеклассниц за барной стойкой.

Сакуру у входа, что меняет свой облик каждый сезон.

Стоящую под деревом Токуэ-сан.

— Дораяки!.. Свежие дораяки!..

Ощущение от мисок и лопаток на кончиках пальцев.

Дрожащий блеск свежесваренных бобов.

Богатый, насыщенный аромат цубуана.

Сэнтаро закусил губу.

— Дораяки! Свежие дораяки!

Едва он повторил это вслух, как что-то маленькое и горячее скатилось вниз по его щеке.

Кулаки его сжались. Он глубоко вздохнул и стиснул зубы.

— Вы обязательно справитесь, шеф! — написала ему Токуэ-сан.

Теперь он предал и ее. Не выполнив ничего из того, что ей обещал.

— Сладкие дораяки!.. Налетай, пока горячо…

Разрыдаться он себе не позволил. Но голос слегка дрожал.

Стиснув подушку, он зарылся в нее с головой и снова вспомнил сакуру у входа в «Дорахару».