Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

И – впились в меня четыре глаза! Да зрячий и я: почерк на конверте мой, и даже обратный адрес рязанский, ещё и лучше – значит не прятался. Но теперь надо быстро хватать фигуру, а то опять неестественно будет (или я – со многими послал?), называй сам:

– Как – у Витторио Страды?! вы – взяли?.. Боже мой, что вы наделали! Что вы наделали! Зачем же вы это сделали?

Пожилой (благородно): – Это – по нашим правилам. Ведь конверт был распечатан. Вот если бы он был запечатан – мы бы ни в коем случае не стали его открывать!

– А – что же?

– Мы бы сказали пассажиру: бросьте при нас в почтовый ящик…

(А из того почтового ящика труба идёт, конечно, к ним в заднюю комнату.)

– …Ну, а уж если распечатано – мы смотрим, и вот видим такое дело – от вас… Надо выяснить…

А я «Изложением» трясу:

– Скажите, а вот с этим материалом вы познакомились?

Пожилой, не так уверенно:

– Д-да.

– У вас там много людей работает? Мне бы хотелось, чтобы как можно больше с ним познакомились! чтобы вы были в курсе литературной жизни.

– Н-ну, не все у нас прочли, – всё-таки обнадёживает меня майор, значит похватывали!

– Так вот, – приступаю я к нему уже плотней. – Вы теперь понимаете, что делается? Происходит какая-то тёмная игра: какие-то мрачные силы продали мою вещь за границу. Теперь я пытаюсь остановить это проституирование нашей литературы…

– Почему проституирование?

– А как же? Произведение наше – продаётся, там искажается, а каким словом это назвать? – и мне не дают возражать! Я пишу в одну газету, в другую, обещают – и не печатают! Тогда я протестую в «Монд», сдаю письмо на почту, заказным с обратным уведомлением, – перехватывают…

– Откуда вы знаете, что перехватывают?

– Ну, если обратное уведомление за месяц не вернулось – что я должен думать?.. Надеялся на «Униту» – в «Уните» почему-то тоже нет. А теперь – мне понятно! теперь всё понятно… Что ж вы наделали?.. Кому ж вы на руку играете?..

Надо же им: тотчас разобраться, и это письмо дослать Витторио Страде с извинениями, чтобы те его успели напечатать.

Он ещё держится:

– Нет, простите, у нас правила…

Я (с лёгкостью, сочувствием, да просто как между советскими партийными людьми):

– Товарищи! Ну, я не хочу вас называть чиновниками, вы понимаете? Не хочу думать о вас так плохо. Ведь кроме своего служебного долга вы же граждане! нашего общества! Вы же не можете так относиться: вот это – моё дело, а что рядом – я не знаю? Ваши правила – да, хорошо, а – почтовые правила? Они – обязательны? Почему же письмо, отправленное по почтовым правилам, – не идёт? Хорошо, я не буду ссылаться на конституцию… Но по смыслу – если письмо выгодно для нашей страны, для нашей литературы, – почему было задерживать? Это же последняя тупость была…

– Ну, работы почты мы не можем касаться…

– Если вы граждане? Вы всё должны охватывать вокруг! Шло письмо против разбойников издателей – в итальянскую коммунистическую газету. Это выгодно для компартии Италии! Зачем же вы задержали? Разве только из общего отвращения к моему имени?

И вдруг пожилой таможенник улыбается, как бы извиняясь за свои погоны, как бы на миг и без них (сегодня вечером с этим выражением будет семье рассказывать?):

– Не у всех. Не у всех.

Щадя его перед молодым, я не замечаю поправки:

– И вот потеряно три недели!

– Так вы же не являлись!

– Позвольте, а что это за вызов? – Достаю, сую: – «Необходимо явиться…» – кого так вызывают? Это ж милицейский вызов! Одну старуху вызвали так – она чуть не умерла, а оказывается, реабилитация покойного мужа, приятное известие!

Майор стеснён:

– Ну, мы в письме не могли прямо написать…

Я уже – прямо в хохот:

– Перехватят? прочтут? да если вы не перехватите, кто же?..

Таможенник делает последнее усилие вернуться к программе, с которой его послали, но – между прочим, это же не существенный вопрос:

– А вы – Витторио Страде сами передавали?

– Нет, я сам его не повидал… – (Я его в жизни не видал.)

Ещё легче, ещё незначительней:

– А – через кого?

Но к этому легчайшему вопросу я наиболее готов! Обворожительно-язвительно, водя пальцем по их же бланку:

– Скажите, пожалуйста, это правда, здесь написано, что вы – министерство внешней торговли?

– Да, конечно, – ещё не поняли они.

Я откидываюсь на диван, так мне с ними легко и хорошо:

– А для министерства внешней торговли – не слишком ли много вопросов?

Живо схватились оба:

– Мы – не комитетчики! Вы не думайте, мы – не комитетчики!

Ишь, какой термин у них. «Гебисты» – не говорят.

Так полное понимание:

– А если так – остальное не может вас интересовать!

Разговор – к концу, взаимная ясность, и только я настаиваю:

– Я настаиваю! Я очень прошу, чтоб вы как можно скорей отправили это письмо Витторио Страде!.. Вот сейчас наши представители едут на КОМЕСКО в Рим, и если бы это письмо было напечатано – как им было бы легко отвечать на вопросы!

– Мы доложим… мы доложим… Мы сами не можем.

Я уж совсем развязно:

– Там – марки нет. Если нужно – я, пожалуйста, сейчас наклею.

И приятно обрадованные, как будто очень довольные выяснением, они ушли, не предлагая мне никакого акта и ничем не грозя.