Сатори — душа дзен, и без него ничего не существует.
В своем исследовании «Дзен-буддизм и психоанализ» Э. Фромм допустил возможность объединения дзен-буддизма и психоанализа, при этом выделяя их следующие различия: во-первых, психоанализ представляет собой научный метод, не имеющий отношения к религии. Дзен же с позиции западной культуры со своей теорией и методикой «просветления» человека выглядит религиозным, или мистическим, учением; психоанализ — это терапия душевных заболеваний, а дзен — путь к спасению души.
Человек никогда не сможет полностью понять дзен, если он не испытывал этого переживания.
Сатори по своей природе не является умственной аномалией. Оно не характеризуется потерей чувства реальности, как это происходит в состоянии транса. В то же время сатори не представляет собой нарциссическое состояние разума, являющееся характерным проявлением некоторых религиозных учений.
По мысли Иошу, «дзен — это ваше повседневное мышление… то, в какую сторону открывается дверь, зависит от расположения ее петель». «Весь процесс нашего мышления протекает совсем по-другому, что позволяет нам испытывать большее удовлетворение, больший покой, большую радость, чем это было прежде. Изменения претерпит сама атмосфера существования.
Весенний цветок станет еще более прекрасным, а горный водопад — прохладным и чистым».
Однажды в Китае, в эпоху Тан, к мастеру дзен Дзэннэ из Кассана пришел Тодзан и спросил:
— Как дела?
— Как есть (ответил мастер).
Действительное и, следовательно, истинное изменение человеческого мировоззрения в результате подлинного переживания сатори чрезвычайно важно отличать от мнимого переживания, обусловленного, возможно, психопатологическими факторами, при котором постигающий дзен предполагает, что достиг сатори, тогда как учитель его уверен в обратном. В наблюдении за тем, чтобы изучающий дзен не подменял подлинное просветление мнимым, и заключается одна из главных задач наставника.
Дзен не полагается на слова и знаки, то есть на письменные или вербальные способы выражения, которые функционируют только в рамках дуалистических ограничений. Дзен, который настаивает на главенстве прямого, реального опыта, придает его буквенному и вербальному выражению второстепенное значение.
Дзен содержит прямое указание на ум человека и учит, что, если мы хотим ощутить истину, действительность как таковую, мы должны раз и навсегда сойти с тупиковой дороги дуалистического человеческого интеллекта. Слово «ум» используется в данном случае для обозначения абсолютной фундаментальной истины.
По мнению Д. Сибаямы («Цветок безмолвствует. Очерки Дзен»), понятый в этом смысле ум не имеет отношения к мыслям или эмоциям, равно как не сводится и к человеческой психологии, которая является предметом научного исследования. Как только мы выйдем за пределы всех перечисленных здесь вещей, стряхнем их с себя и отбросим накладываемые ими ограничения, мы впервые сможем обрести ум, который также зовется «умом Будды», «абсолютным умом».
Целью дзенской подготовки является такая смерть в жизни, когда сущностью «Я» фактически становится не-сознание и не-форма, после чего оно воскресает как истинное «Я» не-сознания и не-формы. Таким образом, в дзен наиболее важен факт воскресения человека из бездны бессознательного.
В практическом понимании дзен — это медитация, и для этого могут использоваться самые разные инструменты — все определяется практикой каждого конкретного человека, часто применяются довольно нестандартные пути достижения просветления. Это могут быть такие действия, как резкие выкрики учителя, его смех или удары палкой, молчание, определенные умозаключения и высказывания, интуитивное понимание и разрешение которых приводит к необходимому переживанию сатори.
Как указывает Э. Фромм, в дзен-буддизме существует обучающий принцип постановки ученика в затруднительную ситуацию, именуемый коан. Являясь чем-то вроде делающего невозможным побег препятствием, коан не позволяет ученику прибегнуть к традиционному мышлению с целью решения поставленной перед ним задачи. Дабы не пойти по ложному пути, заставляя пациента внимать объяснениям и наставлениям и тем самым лишь препятствуя ему осуществить переход от осмысления к подлинному переживанию, аналитик поступает, или по крайней мере должен был бы поступать, в некотором смысле таким же образом. Какие бы то ни было рационалистические обоснования, то есть все, на что пациент опирается в своих иллюзиях, аналитик должен поэтапно устранять. В конце концов пациент лишится всех своих аргументов, вырвавшись тем самым из плена заблуждений, что позволит ему осознать то, что он не осознавал ранее.