Читаем Бодлер полностью

Это послание весьма красноречиво; прежде всего оно свидетельствует о том, что Бодлеру недостает искренности. Страстная любовь, в которой он клянется, продлилась не более трех месяцев, поскольку в том же году он начинает слать анонимные и столь же страстные записки г-же Сабатье. Речь идет о любовной игре, но здесь используется тот же прием: сначала Бодлер тщательно выбирает счастливую женщину, которую любят и которая несвободна. В отношениях с обеими женщинами он выказывает живейшее уважение к их возлюбленным. Обеих он обожает, «как христианин своего Бога». Однако поскольку ему представляется, что г-жа Сабатье более доступна, и может случиться так, что она вдруг упадет к нему в объятия, он сохраняет инкогнито. Тем самым он получает возможность вволю наслаждаться своим кумиром, тайно любить его, мучиться его высокомерным безразличием. Однако стоило ей отдаться ему, как он немедленно отдаляется: она его больше не интересует, и он не может продолжать комедию. Статуя ожила, оледеневшая женщина согрелась. К тому же весьма вероятно, что он потерпел физическую неудачу, превратив ее холодность в неожиданное оправдание собственной импотенции, более того. Эти два любовных увлечения Бодлера многих приводили в умиление. Между тем всякий, кто подряд прочитает его письма к Мари Добрей и записки к Председательнице, заметит, что в его обожании и похожих друг на друга платонических. излияниях есть нечто маниакальное. Это станет очевидным, если вспомнить знаменитое стихотворение «С еврейкой страшною…», написанное, по утверждению Прарона, во времена связи Бодлера с Лушеттой, — стихотворение, в котором Бодлер, тогда еще не знакомый ни с Мари Добрей, ни с г-жой Сабатье, уже намечает мотив женской двойственности, когда, лежа подле жаркого демона, грезит о холодном ангеле:

С еврейкой страшною мое лежало телоВ безрадостную ночь, как возле трупа труп.Но распростертое вблизи продажных губПечальной красоты твоей оно хотело…Я целовал бы всю тебя от нежных ногДо черных локонов, твой стройный стан лаская,Чтоб ты в объятиях изведала, какаяТаится страсть во мне, когда бы твой зрачокХоть раз подернулся слезой невольной в хладныхСвоих глубинах, ты царица беспощадных.

(Пер. В. Микушевича.)

Дело, следовательно, идет о некоей априорной схеме бодлеровского чувствования, схеме, которая долгое время функционировала вхолостую и лишь впоследствии нашла для себя подходящее конкретное воплощение. Холодная женщина — это сексуальное воплощение судии:

Когда мне случается совершить какую-нибудь неимоверную глупость, я говорю себе: «Боже мой! Если бы она только знала!»; когда же я делаю что-нибудь хорошее, то говорю: «Вот что сближает меня с ней духовно».

(Письмо от 18 августа 1857 г.).

В холодности женщины проявляется ее чистота: она свободна от первородного греха. В то же время, будучи тождественна своему собственному, чужеродному для Бодлера, сознанию, она оказывается знаком неподкупности, беспристрастности и объективности. И в то же время ее взгляд, своей чистотою напоминающий родниковую воду или растаявший снег, — это взгляд, в котором нет ни удивления, ни страдания, ни раздражения, который расставляет все вещи по местам, который мыслит мир и Бодлера в этом мире. Нет сомнения в том, что эта фригидность, взыскуемая Бодлером, есть не что иное, как воспроизведение ледяной строгости матери, заставшей ребенка за «непотребным занятием». Мы видели, однако, что со стороны женщин, которых он желает, Бодлер ищет властного отношения к себе, но делает это вовсе не по причине инцестуальной любви к матери; напротив, именно потребность в авторитарной власти побудила его избрать мать, Мари Добрей и Председательницу на роль собственного судьи и объекта вожделения. О г-же Сабатье он пишет:

Напевом гордости да будет та хвалима,Чьи очи строгие нежнее всех очей.

(Пер. Эллиса.)

И он признается, что, в силу постоянных колебаний от полюса к полюсу, он думает о ней в самый разгар оргий:

Лишь глянет лик зари и розовый и белый,И строгий идеал, как грустный, чистый сон,Войдет к толпе людей, в разврате закоснелой, —В скоте пресыщенном вдруг Ангел пробужден.

(Пер. Эллиса.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары