Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи

Далее идет рассказ о том, каким образом святой Леонард достиг своей цели: он явился Боэмунду, возвестив тому о скором освобождении из плена, который, оказывается, был послан норманну в наказание за его грехи. Святой получил право освободить его, но Боэмунд не должен проявлять на этот счет никакой личной инициативы. Церковная мораль, таким образом, заявлена открыто: грех влечет за собой несчастье, но милосердие превыше всего, поэтому во власти святых прийти на помощь своим верующим, если те вверяют себя им. Боэмунд будет об этом помнить и покажет себя щедрым и великодушным в отношении Церкви, особенно в отношении храмов, посвященных святому Леонарду, которые он впоследствии достроит.

Затем святой явился жене Данишмендида, а потом и к нему самому. Он побудил Гюмюштекина попросить помощи у Боэмунда против своего врага Яги-Сиана. Но для этого ему нужно было освободить норманна, поскольку, утверждал святой, «Боэмунд есть и рыцарь Христа, и мой рыцарь»[714].

Тогда был заключен договор о союзе. Не без труда, поскольку Данишмендид сначала требовал выплаты огромного выкупа и возврата Антиохии. Речь, вероятно, шла об освобождении под честное слово, поскольку Боэмунд должен был каждый месяц вновь становиться пленником, — неприемлемое условие, от которого он отказался. Боэмунд предложил решение, устраивающее всех: союз с ним. Для героя это был случай подтвердить свое славное имя, показать свою общепризнанную воинскую доблесть и достоинства франков, к которым он относит и себя: «Ибо если я стану твоим другом, кто осмелится выступить против меня? Если ты станешь другом франков, твоя рука падет бременем на головы врагов»[715].

Убежденный его речами, Данишмендид согласился свести выкуп к меньшей сумме: 5000 безантов. Более того, собрать эти деньги взялась его жена; верхом, наравне с Боэмундом, она отправлялась на сбор пожертвований; именно она «проповедовала» среди воинов, подчеркивая добродетели норманна. Эти речи, которые Боэмунд повторит на Западе, должны были прозвучать призывом встать под его знамя: «Этот человек — величайший из франков, слава христиан, спасение всех тех, кто верит в него»[716]. С ним обеспечена победа — а значит, и добыча, то есть богатство.

Такие упования в некотором роде выступали гарантом развязывания кошельков: собранная сумма намного превосходила ту, что предназначалась для выкупа, который получил Данишмендид, тогда как Боэмунд обрел и свободу, и остаток денег. Освободившись, он, одержав верх над врагами, «расширил» земли своего союзника. Двойной урок: рыцари могут вверять себя святому Леонарду, который сумеет спасти своих верующих, и полагаться на Боэмунда, рыцаря Христа и святого, пользующегося такой репутацией, что под его командованием стремятся сражаться даже его враги — настолько сильна их уверенность в том, что с его помощью они одолеют противников и обогатятся. Лучшей рекламы для крестового похода Боэмунда нельзя было и придумать.

Крестового похода… против кого? Конечно, против «неверных», ибо если Боэмунд и стал союзником одного из них (чья жена была христианкой), то для того также, чтобы сражаться с турками, к тому времени гораздо более опасными, нежели Данишмендид. Однако главный враг — не турки. Чтобы найти его, нужно вернуться к сердцевине рассказа — к молитве, обращенной Боэмундом к святому Леонарду после вести Ричарда де Принципата о предстоящем освобождении. Узнав об этом, Боэмунд излился в речи, пересыпанной отсылками к библейскому прошлому. Возблагодарив Бога за то, что он пришел к своему народу и искупил его грехи, Боэмунд молил спасти его, чтобы он смог восславить его вместе с другими его слугами. Он просил «своего отца пресвятого Леонарда» вызволить его из плена, согласно обещанию, «не ради нас, господин, но ради славы твоего имени» и т. д. Затем его речь, обращенная к святому, приобретает более личный характер; ее пропагандистское предназначение очевидно:

«Вырви меня из рук врагов моих и тех, кто терзает меня… Я воздаю благодарность Богу, воздаю благодарение нашему беспримерному отцу Леонарду, кого мои уста никогда не забывали восхвалять, ибо над тобой, мой дорогой родич Ричард, не взял верх несправедливый император — тебя спасла доброта святого»[717].

Намек на византийского императора, обвиненного в том, что он желал причинить вред Ричарду, очевиден. Таким образом, басилевс причислен к упомянутым ранее «врагам». Далее в тексте этот обвинительный мотив становится еще более заметным, так как Боэмунд в своей молитве открыто упрекает басилевса, обвиняя его в том, что он был главным виновником поражений и гибели крестоносцев: