На первое — окрошка со сметаной. Хлеба — ноль. На второе — длинная сосиска в натуральной оболочке, к ней острый соус с ароматными травами. Холодный вишневый компот с ягодами и — не удержалась — один блинчик.
Павел, стоя в очереди у кассы, посмотрел на Машу с сомнением, кивнув на ее поднос с тем, чем она собиралась питать свой организм:
— А хлеб?
— Мне нельзя!
— Ты и так худющая! Одни кости! — вскрикнул Павел, неожиданно для себя громко и чересчур возмущенно. Тут же стушевался (люди сзади и спереди!). Миролюбиво пояснил риторическим вопросом: — Думаешь, кожа да кости — это так красиво? Сейчас представление о женской красоте меняется в пользу нормальных соотношений.
Очереди их разговор на повышенных тонах не понравился. Стали оглядываться с немым осуждением и проверять «пропорции» Маши строгими взглядами.
— Ты этим наешься? — зашептал Павел.
Маша была непреклонна:
— Наемся. Я вот сомневаюсь, что ты наешься тем, что на твоем подносе… Ладно, возьмешь у меня!
Павел тихонько рассмеялся:
— Убью!
Маша рассмеялась в ответ:
— Кто кого убьет — это большой вопрос!
И они опять тихонько рассмеялись.
Подошла их очередь, и кассир мгновенно рассчитал их. Они застыли в неуверенности, обозревая столовую и ища свободный столик. Ага! Был один, с грудой неубранной посуды. Павел и Маша одновременно кивнули на него. Пробравшись по узкому проходу к заветному столику и водрузив на него свои подносы с тарелками, вдруг радостно рассмеялись (какие они молодцы!).
Подошла хмурая работница зала — таджичка, забрала использованную посуду от прежних клиентов, пошла прочь, пофыркивая. Маша и Павел посмотрели ей вслед. Им было жалко эту иммигрантку, гастарбайтершу. Здесь им определяют самую низкую зарплату и всячески унижают… С другой стороны, никто их сюда не звал и никто не забыл, как русские составы с ограбленными женщинами и детьми уезжали в Россию из Таджикистана, как бросали квартиры и все нажитое… Все это помнят и будут помнить долго.
— Что замечтался? — спросила Павла Маша. Тот стряхнул с себя задумчивость, заулыбался:
— Так, мысли из детства, мысли о несбыточном.
— О таком уж несбыточном? — улыбнулась Маша.
— Ладно, — хмыкнул Павел. — Все нормально.
— Что, нет плана, как выйти на других Поборников?
— Маша, не грузи ни себя, ни меня… Если долго мучиться, все равно получится… Придумаю.
— Уверен?
— Я-то уверен… Уверена ли ты во мне?
Маша с серьезным видом произнесла:
— Нет. Не уверена…
— Ну, знаешь… — обиделся Павел. Перепады ее настроения ему не были понятны.
— Что будем делать завтра? — спросила Маша, снова неожиданно повеселев.
«Видимо, у нее начались критические дни. Вон как бесится на ровном месте!» Эта мысль пронзила мозг Павла, словно быстрая комета. Он готов был воспринимать ее любой, свою Машу: злой, доброй, веселой, хмурой, грустной и радостной. Любой. Потому переборол в себе гнев и раздражение и отозвался просто:
— Не знаю.
Честно и просто…
Следующий день прошел абсолютно бесцельно.
На третий день размышлений Павел пришел к выводу, что надо проявить себя в открытую — явиться к Свипольскому в кабинет, назвавшись каким-нибудь представителем московской партии или общественной организации, и пригласить господина Свипольского в столицу, на конференцию, где соберется вся прогрессивная общественность. Свипольский, если умело его разговорить, может упомянуть своих единомышленников в столице или Петербурге — Павел был уверен, что Поборники Зла просто не могут игнорировать крупнейшие политические центры страны.
Одевшись в строгий костюм, Павел отправился на «свидание» в здание областного собрания. Маша, волнуясь, осталась ждать на площади.
Он вернулся поразительно быстро.
— В чем дело? — нетерпеливо, предчувствуя плохое, спросила Маша.
— Пролет. Свипольский вчера вечером улетел в Санкт-Петербург, на семинар по привлечению иностранных инвестиций. Будет там неделю.
Маша чертыхнулась, досадуя. Неужели придется теперь целую неделю сидеть в этом захолустье, где уже вчера было не продохнуть от нахлынувшей тоски?
— Что теперь?
Павел тяжело хмыкнул. Он был совершенно сбит с толку неожиданным поворотом в «операции». Ему казалось, что стратегическая инициатива всецело принадлежит ему, только он решает, что и как случится дальше. Ан нет! Человек предполагает, а Бог располагает. Истинная правда. И теперь придется изворачиваться, чтобы опять выйти на расстояние прямого удара. Ждать Свипольского здесь не имело никакого смысла. Что у такого чиновника высокого ранга могло быть на уме? Да все что угодно! После семинара он мог легко поехать в турне по Европе и Штатам с лекциями или соорудить себе отпуск на пару недель на собственной вилле во Франции или Испании.
— Может быть, там, в Питере, удастся проследить Свипольского и его друзей Поборников?
— Ты уверен?
— Ни в чем я уже не уверен! Но что-то надо делать! Сидеть здесь бесполезно. Согласна?
Маша в замешательстве пожала плечами. Павел решительно рубанул рукой воздух:
— Все, едем из этой дыры! По правде сказать, мне этот унылый город надоел.
— А Сеятель?
— Сеятель? — не понял Павел.
— Дядя Гена назвал своего сына Сеятелем.