Боец

— Пришел в себя. Я думала, помрешь, — по-доброму произнесла уйгурка. — Ты не обижайся, что тебя так. Наука на будущее — не хамей. Попа не болит?

— Пошла ты.

— Кхы-кгы, — подавилась смешком уйгурка. — Ходить-то сможешь?

— Не знаю. Где они?

— Ушли. Что им здесь делать?

— Твои друзья?

— Вроде того. Обламывают таких вот козликов. Я им за это плачу.

— Какой тебе прок?

— Узнаешь сейчас. Ты меня трахал. А я за секс дорого беру. Дорого, в евро! Понял?

— Я не хотел тебя трахать — сама навязалась. И не сказала, что за секс деньги берешь.

— Я никому из своих постояльцев не говорю, трахаюсь, а потом предъявляю счет за услуги. Ребята помогают убедить несговорчивых.

— Ловко. Но у меня нет столько денег.

— Отдашь сколько есть.

— А как я уеду из Москвы?

— Твои проблемы.

— Я заявлю в полицию.

— Мое заявление давно там лежит, нужно только вписать фамилию обвиняемого в изнасиловании. Медэкспертиза подтвердит, что ты меня трахал.

— Я кончал тебе в рот.

— А я в туалете пипеткой набирала твою сперму изо рта и вводила себе в вагину. Не открутишься!

— Курва.

— А ты педераст. Надевай штаны — и пошел отсюда, пока отпускаю.

Так Павел оказался ночью на улицах Москвы без копейки денег и с порванным анусом.

✽ ✽ ✽

Что-либо предпринимать до утра было неразумным. Павел устроился в детской беседке, свернувшись калачиком, стараясь забыться болезненным сном, но анус болел нестерпимо и кровил. Он опасался, что на него могут набрести патрульные постовой службы, тогда не отвертеться, несмотря на документы сотрудника полиции, заберут в отделение до выяснения, а там могут быть присланные из Петербурга отпечатки его пальцев, скорее всего, оставленные на месте убийства Свипольского, хотя он старался действовать осторожно. Но как ни парадоксально, он не отчаивался, несмотря на кажущуюся безвыходность ситуации. Он верил в себя и был готов к борьбе.

Проснулся он от утреннего холода. Разогнувшись, почувствовал боль в спине и согнутых ногах, и тут же остро заныл разодранный анус. Он медленно встал, попробовал идти — больно, но не смертельно. Порывшись в карманах, к своей радости, наткнулся на мятую полусотню — до центра он доберется. У офиса Бронтозавра он найдет своих обидчиков, там добудет и денег на побег из Москвы.

Было восемь утра, но у здания теснились ряды «мерседесов», «ауди» и всевозможных внедорожников — тузы политики уже вели бесконечные дискуссии и плели коварные интриги. Павел, оттопырив больной зад и стараясь ступать осторожно, медленно пошел вдоль парковочного ряда.

Как он и надеялся, его сразу узнали — дверца одного из «мерседесов» настежь распахнулась, и с заднего кожаного сиденья раздался радостный гогот. Толстые амбалы, которые его изнасиловали, от души забавлялись его больным видом.

— Вот так встреча! Что такой грустный? — резвились амбалы.

В сердце Павла екнула ярость и угасла. Только не нервничать. Они должны видеть его морально поверженным.

— Тебе чего, педрило? Что зенки выпер? Или один раз — не педераст? — вдруг осердился амбал, который верховодил вчерашней расправой.

Павел хрипло заговорил:

— У меня денег нет.

— И что из этого? — опять повеселел амбал. Его дружки, сотрясаясь, истерично хихикали. — Ты что, пришел содрать с нас за интимные услуги, что ли? Думаешь, так приятно было драть тебя в сраную задницу?!

Салон «мерседеса» утонул в грохоте смеха. У Павла горели уши — вот ублюдки.

— Айгуль забрала все мои деньги, и я не могу уехать из Москвы.

Амбал-заводила состроил серьезную гримасу:

— Я понимаю — это проблема.

— Может, одолжите мне рублей пятьсот? — спросил Павел.

Амбал обернулся к дружкам, и они опять громко заржали, дергая головами.

Отдышавшись, амбал рявкнул:

— Прямо беспредел какой-то, — и опять заржал.

Когда веселье утихло, амбал вытащил из внутреннего кармана пиджака тугой кожаный бумажник, сверкая бриллиантом перстня на мизинце, расстегнул, вытащил двумя толстыми пальцами пятисотку:

— Вот тебе, голубь, на прожитье.

Павел забрал деньги, положил в карман брюк.

— Значит, не обижаешься за вчерашнее? — усмехаясь, спросил амбал, пряча бумажник.

— Я за себя отомстил.

— Как это? — насторожился телохранитель.

— Я болею гепатитом, очень страшный недуг и заразный.

Амбал, сощурившись, туго соображал, но лица дружков посерели от вмиг потрясшего их ужаса.

— Что за херню ты порешь?

— Мне плевать, верите вы или нет, — тихо произнес Павел и этим окончательно убедил насильников.

— Замочу, падла! — взорвался яростью амбал. — Сука!

Он резко выхватил из висевшей под мышкой кобуры пистолет с глушителем, но дружки навалились на него, отворачивая оружие:

— Не здесь, Вася! В лесу грохнем! Не здесь!

— Замочу!

— Нет! Нет, Вася!

Павел вдруг напрягся и резко, направляя вес своего тела в удар, выстрелил кулаком в руку амбала, выбил пистолет, ловко поймал его и сразу же, не раздумывая, разрядил пол-обоймы в копошащихся телохранителей Савельева.

Чпок, чпок, чпок, чпок…

Он сразу же спрятал пистолет за пояс и выпустил поверх брюк рубаху. В «мерседесе» все были мертвы. Павел захлопнул заднюю дверцу автомобиля, осмотрелся — все тихо, никто ничего не заметил в утренней суете — и пошел прочь…