Боец 5: лихие 90-е

— Ага! Сейчас!.. Москвички… две косички… из Урюпинска… да там хохлушки одни!.. — и так далее.

У Степаныча хохма была готов на все случаи жизни:

— Анекдот знаете?

— Ну?..

— «Девушка, вы москвичка?» «Конечно! А шо?»

Дружно поржали, конечно, над этим, ну а потом я позвонил шефу. Попал на Инну, она с чего-то так мне обрадовалась, чуть не захлебнулась:

— Ой, Сергей, это вы! Сейчас соединю с Вадимом Антоновичем, секунду подождите!..

И правда, через пару секунд я услышал знакомый голос шефа:

— Боец?..

— Я самый.

— Ну как дела?

Я добросовестно доложил — собственно, дел никаких не было. Прилетели, поселились, пообедали. О стычке в Домодедово я не счел нужным упоминать.

— Ладно, — босс был доволен. — Сегодня можете отдыхать…

И объяснил, что Алина, которая сегодня должна была вылететь в Москву, перенесла вылет на завтра, и просила, чтобы ее встретили в аэропорту, все в том же Домодедово. Номер ей заказан в «России», дополнительные инструкции передаст лично. Устно. И продиктовал номер рейса и время прибытия.

— Кому ее встречать, есть распоряжения? — осторожно осведомился я и прямо-таки ощутил, как ухмыльнулся шеф на том конце провода.

— Сами решите между собой. Хоть все трое езжайте. Торжественной делегацией.

— Понял. Еще какие указания?

Вадим Антонович вновь невидимо ухмыльнулся:

— Теперь все указания от прямой начальницы будут. Но связь со мной держи. Информируй.

По сути, на том содержательный диалог кончился. Перекинулись парой пустяков и положили трубки.

Степаныч вопросительно глянул на меня, и я вкратце описал ситуацию.

— Значит, сегодня выходной, — понял тренер. — Ну, тем лучше, отдых не помешает.

— Айда на Арбат! — оживился Танк. — Давно хотел посмотреть, как там в реале!

А почему бы нет?.. — подумал я. Степаныч же отмахнулся:

— Вы давайте, ваше дело молодое. А я лучше полежу, годы мои не те, чтобы мотаться.

— Да ладно, Степаныч! — Танк бодро вскочил с кровати. — Москву посмотрим. Ты ж, поди, лет десять, как тут не был!

— Ну… лет пять точно, — Степаныч, наоборот, прилег. — Но до того чуть ли не два-три раза в год, до тошноты насмотрелся. Нет, в разных там Бирюлево да Свиблово не бывал, конечно, а центр, да Лужники, да комплекс на проспекте Мира… это все как дом родной.

— Ладно, отдыхай, — решил я. — Скажи только, как лучше до Арбата добраться.

Тренер наморщил лоб, прикидывая.

— Та-ак, мы на Юго-Западной… А! Ну так чешите до Кропоткинской без пересадок, там выходите, по Гоголевскому бульвару, недалеко. И на Арбате!

— Ладно. Что, погнали, братан?

— Понеслись! — радостно подхватился Танк.

Спросив у администраторши, как дойти до метро, мы неспешно прогулялись, накупили жетонов поездок на десять, домчались через метромост у Лужников до Кропоткинской — и строго следуя указаниям Степаныча, оказались на Арбате.

Танк пришел в восторг:

— Т-ты смотри, братан! Это ж стена Цоя, я про нее слыхал!..

На самом деле, у кирпичной стены, расписанной портретами и стихами покойника, а также текстовками в дуже «Цой жив!» куролесила адова кутерьма всяких неформалов в самых диких прикидах: кожаных куртках, рваных джинсах, с разноцветными волосами в виде гребней-«ирокезов», дредов и просто нечесаных косм…Короче говоря, панки, хиппи и все в том же духе. Вся эта публика горланила, бренчала на гитарах, хлебала пиво, пританцовывала, и уж, конечно, в этой ораве гуляло нечто и покрепче пива, и даже травки, даже не сомневаюсь. Два сержанта ППС, стоя метрах в тридцати, с неприязнью и брезгливостью смотрели на стремную публику, и на лицах у них читалось явное желание: эх, оттащить бы всех в участок, да там дубинками!.. Танк тоже зачарованно уставился на «пространство свободы», и я не без иронии подтолкнул его локтем:

— Хочешь присоединиться?..

— Да ну, ты чо! Там, видать, всякой петушни до хера. Стоять-то рядом с ними западло! Потом не отмоешься.

— Стоим же.

— Ну, не рядом! А так-то посмотреть интересно. Да и Цой… конкретно песни по душе, западаю на них!

Я пожал плечами. Да уж, наверняка в том или ином исполнителе есть своя психоделика, тонкие волны, совпадающие с такими же ментальными колебаниями той или иной души, и эти люди впадают в транс от звуков, систематизированных Моцартом, Чайковским, битлами, цыганами, «Коррозией металла»… Внезапно для себя я пустился размышлять на эту тему, неспешно идя рядом с обалдело озиравшимся Танком. И не подозревал, как скоро мне придется убедиться в справедливости этих мыслей…

Арбат девяностых — территория «свободы», понимаемой многими людьми как разболтанность,распущенность и всякое кривляние, что, впрочем, молодежи простительно. Праздная толпа глазела на жонглеров, танцоров, просто каких-то затейников, болтавших чепуху в духе бездарных конферансье, и таких же политических ораторов, иные из которых горланили в мегафоны свою рекламу каких-то партий и объединений. Я смотрел на это и видел невидимое: что это серьезный бизнес, немалые деньги, что все эти артисты организованы невидимой рукой рынка, и попробуй кто-нибудь сунься сюда вне системы… Я хотел сказать об этом Танку, но тут развеселую какафониюпереполненной улицы прорезал необычный глубокий звук.