вечера голову под краном и включил холодную воду. Стылая струя врезалась в шею, как нож, и я
выдернул голову из-под воды. Право, как нож, право, как на плахе. Черт…
Заслышал сдержанный плачь Агнешки, подошел к ней, пригасил экран и оперся на спинку
стула, склоняясь над ней… над ее хрупким плечом, осыпанном золотом ее волос. Она старается
незаметно отереть глаза.
– Прочла?
– Вольф, я… Этот человек… Это ужасно… Он же прав и… Он подвергается опасности… Они
же настигнут его и… Только что мы можем сделать?..
Я криво ухмыльнулся и сощурил косой глаз, хватая и стаскивая со стула девушку. Кружу ее,
растерянную, и свечусь – ведь вокруг меня летают солнечные лучики ее волос.
– Вольф, хватит… Как ты можешь веселиться, когда кто-то мучается?
133
– Так же, как страдать, когда кто-то радуется!
– Вольф, ты же читал!.. Ты читал, в какой беде оказался этот благородный человек! Мы не
можем не думать о нем, мы должны что-то сделать! Только нам нечем ему помочь!
Посадил ее себе на колени, утопая в ее волосах и впиваясь в ее шею поцелуями.
– Как же, нечем? Тебе есть, чем…
– Вольф, не трогай меня. Я прочитала его послание и… Я не могу думать ни о чем другом,
кроме него… кроме горя и беды этого человека. Хватит, Вольф.
– Ты же сказала, что только и можешь думать об этом благородном человеке и его беде, –
выходит, можешь думать только обо мне и моей беде, а моему горю ты помочь можешь.
Агнешка, негодуя, гордо вскинула голову, останавливая мою руку.
– Вольф, у тебя только одна беда на уме всегда!
Я ей в ответ вскинул отчасти выжженную кислотой бровь.
– Точно – одна. Но она не на уме, а… А на уме у меня их, как ос в улье.
– Вольф, я не поняла… Это что, ты написал? Ты это написал?!
– А то. Мое сочинение.
– Это что, еще одна твоя шутка, Вольф? Я ненавижу твои шутки, Вольф!
– Нет, я проверил просто, как ты среагируешь. Прямо так, как надо, среагировала – я прямо в
точку попал.
Не позволил ей соскользнуть у меня с колен, и она возмущенно сверкнула на меня глазами.
Правда, долго взгляда на мне она не удержала – отвела глаза, ненамеренно содрогнувшись.
– Ты подстроил мне… Ты специально сочинение за правду выдал и проверку мне устроил… Я
же думала, что это правда, я же искренне…
– Для таких, как ты, искренних и сострадательных и написано… только главное – для
состоятельных.
– Что?
– У Клауса Крюгера подсмотрел… Сумасшедший старик с манией преследования нередко
прежде окончательной потери рассудка, у людей в сети помощи просил, и ему – помогали. Он за их
счет достаточно долго по стране скитался, скрываясь от преследований, про которые он и писал
каждому, кто под рукой оказывался. Людей за душу такие истории цепляют – преследуемые
противники государственного заговора или жесткого режима, сражающиеся за права и правду.
Невинно осужденные и страждущие, приговоренные преступным правительством, свидетели
страшных и скрытых злодеяний – то, что надо. Главное, в таком деле – убедительность истории,
идущая от убежденности автора. Крюгер – умный безумец. Он обладал и – убедительностью, и –
убежденностью. Я это запомнил и на заметку взял. Для достоверности я достаточно умен и
осведомлен, а для веры… я совру. Я обучен врать.
– Ты собираешься принять помощь у людей, которые считают, что помогают попавшему в беду
честному человеку?
– Я честный человек и попал в беду.
– Ты, честный? Ты им врешь!
– Да, только не целиком, а – отчасти. Нам правда худо пришлось, и нас правда преследуют.
– Не выворачивайся! Вранье, как бы оно ни было близко к правде, – не правда!
– А что ты на меня негодуешь? Злись на Крюгера – это он придумал.
– Он честно поступал! Он, и правда, считал, что знал больше позволенного, что его
преследовало правительство! И писал он правду – то, что считал правдой!
– И я считаю правдой то, что нас преследуют власти! И разведка, и контрразведка! И военная, и
службы госбезопасности! И внутренняя, и внешняя! И как раз за то, что мы знаем об их оружии
больше дозволенного – об их биологическом оружии! Разница лишь в одном – мы не только знаем
об их оружии, мы еще и имеем их оружие на руках! Мы и есть – их оружие! Биологическое
оружие! Только пишу я обо всех наших бедах не так в лоб!
– Ты расчетливо прокрадываешься в души! Этот человек не такой, как ты…
– Этот мой человек – мечта для всех девиц и пример для всех парней недальних стран. Я сделал
его в основном для людей молодых, только не первой свежести – для тех, кто еще мечтает о полете
134
высокой мысли, но уже высоко взошел и крепко встал на карьерной лестнице. Этот мой человек
зацепит и старых людей, скопивших некоторые средства и вспоминающих надежды юности. И
борцам за правое дело он по душе придется, и бунтарям. Страдающим – на жалость надавит,
скучающим – нервы пощекочет.
– Вольф, это звучит ужасно… Аж мороз по спине…
– Это мои руки – холодные… Не дергайся – дай погреться.
– Вольф, хватит! Все хватит!
Она спрыгнула у меня с коленей, но я скрутил ее волосы у себя на шеи удавкой, и ей пришлось