Боец тишины

— Молчи! Скажешь, что наняться намерена — пройдешь спокойно. Осмотришься и аппаратуру слежения поставишь. Ясно? Идем. На ходу расскажу — как, когда и что точно ты должна сделать.

— Я не могу!

— Ты что, не понимаешь, мне не пройти! Я выгляжу так, что с меня плату вперед попросят! А мне платить нечем! И Войцеха я послать не могу — не сможет он сделать то, что я от тебя требую, достаточно скрытно! Только ты дело сделаешь, как надо!

— Я не смогу, нет…

— Ты красавица — тебе без вопросов все двери откроют!

— Я не справлюсь…

Войцех занервничал, начал хмурится.

— Ян, ей нельзя в такое место идти. Я не могу…

— Заткни рот и молчи, пока приказ не отменю!

— Ян, а что такое? Что-то не так?

— Не знаю еще! Но мне нужно знать! Пошли!

Они оба еще не видели меня таким бледным и взвинченным, и я быстро заразил их с виду беспричинной боязнью. Они перестали протестовать и покорно последовали за мной, и не пытаясь ничего выспрашивать и вникать в мои мысли, крутящиеся вокруг немецкого контрразведчика.

Глава 32

Отправил девушку в кошмарное для нее место, и остался с поляком ждать вестей в подворотне неподалеку. Подключил компьютер, поймал сигнал и проследил перемещения Агнешки в помещениях. Поляк молча склонился над экраном.

— Ян, может, ты все же скажешь, что случилось?

Я отвел с экрана отображение, сопутствующее девушке, и вывел на него изображение с только что установленной ею камеры. Она справилась — у нее все получилось. Так я и думал. Теперь ей осталось только отовраться и тихонько уйти. А передо мной…

— Смотри.

— Вот так…

— Войцех, хватит на нее засматриваться — ты лучше на него посмотри.

— А что он мне? Мне он не интересен.

— А зря… интересный он человек — знаю я его.

Войцех в ужасе уставился на меня.

— Ты что? Ты его трахал?..

— Не его, а его мозги!.. Дурак ты, Войцех!

— Не дурак, Ян.

— Тогда не спорь со мной!

— А кто он?

— Шлегель в военной контрразведке служит — во внешней… британское направление больше разрабатывает… Но он не одним немцам служит… Понял, какой человек? На несколько сторон разметался из-за корысти и страсти к садистским потехам. Я его вербовал — знаю его, знаю, что за человек он. Сложности с ним могут возникнуть. Видишь, у него на шее воротник врачебный?

— Да, Ян.

— Думаешь, не порядок у него с позвоночником?

— Да, Ян… А что, нет?

— Нет, конечно. Он так шею защищает от коварных нападок таких, как я, — к нему просто не подступишься. К нему никак не подступишься — он все продумывает до мелочей… все каверзные ухищрения противника. Понимаешь?

— Хитрый?

— Еще какой. И умный. И жестокий.

— Я уж вижу.

— Скрываться нам нужно от него, как не от кого другого. Он на наш след выйдет — и вас, и меня выдаст… Тогда с нас и три шкуры сдерут точно… и нам никуда не деться. А сдаваться нам нельзя — никому… некому просто. Для нас сдаться равнозначно — сдохнуть.

— Ян, а что он здесь делает? Ты ж сказал, что он с британцами работает…

— Черт его знает, что он здесь делает… а раз черт знает, и я — узнаю.

— А что он с ней делает — с девицей?

— Связывает.

— Особенно ведь связывает, да?

— Да. Нормальный японский садизм в немецком исполнении.

— Разве садизм может быть нормальным?

— У японцев и немцев до определенного предела — может.

— Как это, Ян?

— А вот так. Принято у них так с давних пор дух закалять — терпеть и причинять боль… и привыкать к этому настолько, что начинать это любить. Тяжелые у них условия всегда были — что у азиатов, что у северян. Суровые земли, жесткая жизнь, и люди — жестокие. Постоянно им приходилось с болью дело иметь — они и привыкли к этому, и не могут больше без этого обойтись. Просто, в кровь им эти качества веками вливались.

— А у нас не так?

— Нет, Войцех. И у скандинавов не так, несмотря на то, что они у немцев в корнях стоят. Скандинавы словно средние между нами и немцами. У них головы не такие холодные, как у немцев, а кровь не такая горячая, как у нас. Задиры они, как мы с тобой, только сдержаннее. А немцы… жестче и холоднее них только — англичане. Британцы — разговор особый… они замкнутые и расчетливые, как никто иной. Те они еще колонизаторы и захватчики…

— Это да… И русские…

— Что русские?

— Захватчики.

— Верно, как и все остальные, кто способен объединять силы и слаженно атаковать. И русские, и немцы, и поляки, и шведы — все в истории захватчиками становились, а временами — и захваченными.

— Ты так говоришь, будто никого врагом не считаешь.

— А я и не считаю. Сегодня — враг, завтра — друг. Вернее, вообще никто никому не друг и не недруг на деле — только временный противник или соратник. Все меняется со временем, Войцех, — и враги, и друзья. Позволить себе видеть в одном точно определенного врага, а в другом — друга может только тот, кто не смотрит в прошлое и будущее дальше одного дня и не рассматривает территорий дальше тех, что в поле зрения.

— Не знаю… Тогда выходит, что некого ненавидеть и…

— Некого, конечно. Да и незачем, когда ты смотришь правде в глаза и она от тебя глаз не отводит.

— Тогда всегда одиноким будешь…