Боевая эвтаназия

Вообще-то Собакин одинаково хорошо владел и левой и правой рукой с самого детства. Он часто, даже писал левой рукой, добавляя работу правому полушарию, отвечающему за левую руку. Но вот глаза человека не вписываются в общепринятые понятия правши и левши. Стрелял Виктор Алексеевич, зажмуривая левый глаз, прижимая приклад автомата к правому плечу. Поэтому автомат под правой рукой казался ему более удобным и привычным.

С автоматом под рукой, но пользуясь не прицелом, а биноклем, который он переключил из тепловизионного в обычный режим, капитан Собакин снова выглянул из окопа. Теперь уже носилки с сейфом были от него в тридцати метрах, то есть почти на привычной дистанции для стрельбы из пистолета.

Можно было и из «Вампира» стрелять, но Виктор Алексеевич просчитал, что носильщики должны будут пройти через недавнюю линию окопов метрах в пяти от него. Уж тогда он точно не промахнется. Новоиспеченный капитан снова сел на дно окопа.

В очередной раз он высунулся из него только тогда, когда услышал чужие гортанные и заметно запыхавшиеся голоса. Это должны были быть носильщики. Он приподнялся вместе с «РПГ‑29», уложил тубу на бруствер и тут же понял, что носильщики заметили его. Это были четыре молодых парня, очевидно, из местного пополнения банды. Но они сами выбрали свою судьбу. Раздумывать, тем более долго прицеливаться, в такой ситуации было нельзя. У каждого из четверых бандитов за плечами висели автоматы. Снять ремень недолго.

Но носильщики растерялись, показали свою малую опытность в боевых действиях. Вместо того чтобы бросить носилки и попытаться самим стрелять, они стали кричать, показывая на окоп капитана Собакина.

А сам он времени зря терять не стал. Выстрел с пяти метров оказался точным. Сейф даже не отбросило в сторону, его только разворотило. Наружу вылетели какие-то разбитые пузырьки и порошок, поднявшийся белым облаком над носилками.

Носильщиков, как и предполагал капитан, просто покрошило осколками сейфа.

Собакин бросил на дно окопа тубу гранатомета, схватил свой автомат и дал несколько очередей в тех бандитов, которые оказались поблизости. После этого он одним прыжком покинул укрытие, не забыв захватить гранату с отжимным рычагом, примотанным тряпкой, и бросился ближе к бронированному сейфу, который теперь превратился в груду исковерканного металла.

На бегу Собакин дал еще три неприцельные длинные очереди. Он сообразил, что теперь ему уже нет смысла экономить патроны. Вслед за этим капитан бросил в останки сейфа гранату, с которой сумел зубами сорвать обмотку. Над носилками поднялось новое облако белого порошка, который легко разносился ветром как раз в сторону второй и третьей волн бандитской атаки.

Собакин вытащил вторую и последнюю гранату. Сначала он думал бросить ее в бандитов, приближающихся к нему, но потом хладнокровно и даже не спеша сорвал с нее кольцо, послал вслед за первой в то, что раньше было сейфом. Только тут капитан почувствовал, что ноги ему пробивают пули.

Он упал на носилки рядом с сейфом и как раз в этот момент услышал звук вертолетного двигателя. Почти сразу грохнули взрывы неуправляемых ракет.

Один из бандитов сообразил, что стрелять в своего с вертолета, возможно, не будут, бросился на носилки и упал рядом с Собакиным. Но капитан сумел выхватить свой острый как жало нож военного разведчика и вогнать его в толстую шею боевика.

С вертолета, естественно, не могли разобрать, где свой, где чужой. Ракеты стали рваться уже совсем рядом. Они были противопехотными, предназначенными для уничтожения живой силы противника. Несколько осколков ударились в бронежилет Виктора Алексеевича. О том, что другие клочья металла рвут его руки, он даже не думал, не ощущал этой боли из-за другой, куда более сильной, в шее и в голове.

Потом осколок ударил капитану прямо в лоб, и на него медленно наплыла полная темнота.

Боевики тем временем бросились бежать в другую сторону, увеличивая разрыв между волнами атаки. Но скрыться им помешал спецназ погранвойск, который уже поднялся на первый перевал и пошел в преследование. Автоматные очереди без звука косили бандитов.