Мертвец в джинсах и кожаной куртке, хрустя зубами, повернулся ко мне и заскрежетал что-то нечленораздельное, а потом пошёл в мою сторону. А из темноты дальнего закоулка показались ещё четверо. На одном не было верха и всю кожу покрывали татуировки. Аж весь синий казался.
— Мурка, — позвал я кошкодевочку, — прощупай-ка его.
— Мерзко, — коротко ответила она.
— Пульни в него камушком, — тут же пояснил я, и девочка одним хлёстким движением, похожим на восьмёрку, отправила гайку в ближайшего.
Снаряд попал в мертвеца со шлепком сырого мяса. Мертвяк утробно заохал и нелепо дёрнул рукой, пытаясь запоздало отмахнуться от гайки, как корова хвостом от быстрой мухи.
— Ясно, — прошептал я и с коротким замахом ударил мечом.
Клинок попал в шею этого мертвеца, отчего тот забулькал раной в горле. Бить в тесноте несподручно, посему не смог смахнуть голову с плеч. Были бы в поле, да на коне, другое дело. До пояса бы располовинил. Не впервой.
Пришлось ударить ещё два раза, разбрызгивая чёрную кровь по стенам, трубам и потолку. Мертвяк забулькал сильнее, но не упал, а продолжал слепо размахивать руками.
— Гореслава, ты снимаешь?! — позвал я лесную деву, а потом обернулся.
Богиня стояла спиной к нам, скорчив глупую рожицу и вытянув левую руку со смартфоном далеко веред. Аппарат сверкнул белой вспышкой, а потом ещё раз.
— Ты чё делаешь?! — возмутился я, оттолкнув обезглавленное тело ногой от себя.
Ходячий труп попытался устоять, но упал на спину и начал дёргаться, как припадочный.
— Селфи, — ответила Гореслава и ещё раз сверкнула смартфоном.
— Какую нахрен селфу? Снимай давай!
— Я и так снимаю. Хочу, чтоб меня тоже видели. Я же богиня.
— Дура ты, а не богиня! — возмутился я и со всей силы ударил по рукам пытающегося встать мертвеца.
— Не сердись, братик. Какая есть, — игриво ответила дева и повернулась. — Улыбочку.
— Какая улыбка? Сделай хоть что-нибудь!
Дева вскинула руку, так, чтоб ладонь оказалась между стеклянным оком смартфона и мной, а по её перстам побежало блёклое голубое пламя. Подушечки же пальчиков вспыхнули, как зелёные угольки.
— Лови.
Я едва успел обернуться и выставить клинок, держась за рукоять обеими руками. Один из мертвяков, нелепо изогнувшись, ковылял ко мне, словно его схватили за шиворот и толкали в спину. Навий ходок на полном ходу налетел на меч, проскользнув почти до перекрестья.
— Да твою мать! — закричал я и пнул этого уродца в живот, стараясь стряхнуть охающий труп с железа, пока тот пытался достать меня своими скрюченными пальцами.
— Кастетом его. Кастетом!
— Каким, к чертям, кастетом? Я дотянуться не могу. Если отпущу, придётся, как карася с крючком на морде ловить.
Это же не подранок! Нежить подранками не бывает!
— Можно я! Можно я! — вдруг заголосила девочка-рысь, прыгая на месте, как ребёнок на ярмарке при виде карусели.
— В кармане. Да не в том! — закричал я, когда Мурка начла лапать мою одежду.
Она поднырнула под меч, отвела руку и со всей силы саданула мертвяка в живот. Между кастетом и ходоком проскочила синеватая вспышка, и труп отбросило к стене. Сила удара при этом была такова, что рёбра разошлись, явив миру чёрные потроха. Словно жабу телегой переехало.
Я шумно втянул воздух и поглядел на клинок, который чуть не вырвало у меня из рук отброшенным трупом. На стали виднелись разводы чёрной крови. И при всём этом мертвяк, который упал на пол, ещё пытался ползти в нашу сторону. Пришлось подойти поближе и отрубить руки, чтоб не был так опасен, а без рук неуклюжая нежить и встать-то не сможет. Даже если и ноги дёргаются.
— Гореслава, — произнёс я, — ты же богиня! Взмахни своей божественно дланью! Пусть сдохнут окончательно!
— Не могу, — отозвалась лесная дева.
— Да твою мать, почему?! — не выдержал я и ещё раз рубанул по мертвяку.
— У меня ни жрецов, ни верующих. Я быстро выдохнусь. Хотя бы пару человечков, и то проще будет.
— Я в тебя верю, мать твою! — закричал я.
— Это не считается — ты мой братик.
— Я тебе буду колени целовать! Делай что-нибудь!
Она шумно вздохнула и покачала головой.
— Лучше ликёра купи. А то от твоих лобызаний пользы не будет.
— Дура бесполезная, — процедил я. — Всё самому делать придётся.
— Я лечить могу, — обиженно протянула дева, строя из себя паиньку. И ведь специально притворяется. Точь-в-точь как Ждана говорит. — Батарейка села! — добавила она в конце.
Я тихо выругался и пошёл к следующему мертвяку. Тот запутался в свисающих с потолка проводах и нелепо дёргал руками, словно пытался ударить невидимого противника. Добить его было легче лёгкого. Я просто воткнул ему в лицо посеребрённый метательный нож, от коего, помимо раны, изо рта, ушей и носа мертвеца полезла чёрная пена. Сам он затрясся, как этот… слово ещё хитрое читал… эпилептик. Да и тело его там, где серебро вошло в мёртвую плоть, начало раздуваться, словно пчела укусила. Большая такая, размером с барана.
Глянув на двух слабо шевелящихся недобитков, я достал ещё один нож и швырнул в раздавленного кастетом.
— Мурка, прикончи.
Девочка-оборотень радостно подскочила к трупу, а когда схватила посеребрённое оружие, взвизгнула и затрясла обожжёнными пальцами.