Я не стал останавливать лесную деву, которая пошла в сторону чудовища. Тварь сперва замерла, а потом забилась в путах, нечленораздельно зарычав, словно лось во время гона.
Гореслава шла, красиво покачивая бёдрами и держа в руке клинок, и я невольно залюбовался её ровной спиной, узкой талией и упругими ягодицами. Тень от домов уже накрыла эту лужайку, окунув в мягкую тёплую полутьму. На фонарях вспыхнули лампы. Сквозь разноцветные занавеси в окнах домов тоже пробивался тусклый свет. Неподалёку слышались шум машин и невнятная музыка. Местные жители всё так же глядели на нас с опаской и любопытством.
Лесная дева изящно присела перед Клюкастым, шепча древние слова, непонятные нынешнему поколению, и вытянув левую длань над тварью. И по мере чтения заклинания её голос становился всё громче, заставляя Клюкастого биться в сети, как рыбу, насаженную на острогу.
Дмитрий устало прислонился к ёлочке рядом с духом-хранителем места, а тот бросал ошарашенные взгляды в разные стороны, но не смел перечить. Соколина брезгливо морщилась. Несмеяна, отошедшая немного в сторонку, наблюдала с холодным безразличием. Муркина закрыла ладонями уши, то отворачиваясь, то подглядывая за происходящим с бледным от страха лицом. Зеваки спрятали детей, и теперь наблюдали украдкой из глубины своих жилищ и из-за углов домов.
Пение Гореславы стало совсем громким и разлетелось, отражаясь от стен и вплетаясь в охрипший вопль обречённого людоеда. Протяжные слова заставили стёкла домов и машин зазвенеть в ответ, словно они тоже подпевали.
З-з-зинь. Динь. Динь.
А потом резкий взмах руки. Блестящий в свете фонарей нож уронил на асфальт желтоватую жижу, и всё разом смолкло. От навалившейся тишины в ушах тихо зазвенело, а шёпот зевак показался громким шумом.
— И́зо свиа́та во мо́рак, — произнесла хозяйка Лютолесья, вставая во весь рост.
Она обошла труп и приблизилась к высаженному посреди газона папоротнику, вытянув к нему руку с ножом. С белого лезвия на перистые листья капнула кровь лесного людоеда. В тот же миг земля дрогнула, издав гул, какой остаётся после удара по туго натянутому барабану. Свет фонарей, ламп и автомобильных фар разом погас, погрузив двор во тьму. Кто-то неподалёку охнул, кто-то громко выругался.
— Ярик, гляди! — прокричала Муркина и вытянула руку в сторону цветка.
А там разгорался меняющийся в цвете огонёк. От него, подобно семенам одуванчика, в разные стороны разлетались радужные искры, падая на траву, бетонные бордюры подножие медного истукана и хвою ёлочек.
— Цвет папоротника, — прошептал Вась Вась, а потом сорвался с места, бросившись к огоньку.
— Стой! — заорал я и бросился навстречу, но остановить вампира не успевал.
Тот был ближе.
Я только начал бег, а он уже преодолел треть. Метнувшуюся наперерез Соколину отбросило в сторону, словно девчонку, вставшую на пути у взбесившейся лошади, и я даже удивиться не успел, откуда у него столько сил. Лишь в последний миг раздался выстрел, и вампир упал на траву. Но даже там он продолжил ползти к цветку, пылая алыми глазами.
— Он идёт, — прохрипел Вась Вась, скребя пальцами газон. — Я преподнесу ему дар. Пустите меня.
Я подскочил к упырю и прижал к траве, навалившись всем весом.
— Что с тобой?
— Пусти, пожалуйста, — протянул вампир, вытянув к цветку руку, и откуда столько сил у него? Диву даться можно. — Я должен! — Прокричал он и дёрнул головой, пытаясь меня укусить.
— Кто этот владыка? — спросил я, нагнувшись поближе к его уху.
— Голос в голове. Он шепчет. Шепчет, что владыка идёт, что он самый лучший, что он свет во тьме.
— Ярополк, — закричала Гореслава, — ты должен сорвать цвет первым!
Лесная дева держала поперёк тела Муркину, которая вырывалась и шипела, как кошка.
— Что с ней? — спросил я, поднимая голову.
— Дурень, — процедила лесная дева, — цветок тянет многих из числа нечисти. А она тоже нечисть.
Я стиснул зубы и несколько раз ударил Вась Вася по голове, отчего тот обмяк, а потом схватил за лодыжку и подтащил к трупу людоеда, с которого торопливо начал стягивать верёвку.
— Тише, Василий, — бормотал я. — Полежишь тихонько, а опосля отдадим тебя Егору Олеговичу. Уж он-то найдёт способ тебя вылечить.
Вампир дёрнулся и пришлось на него навалиться, чтоб не вырвался. Тем временем Гореслава вместе Соколиной замотали каким-то шнурком руки и ноги Муркиной. Дмитрий же приставил к голове духа-хранителя этого газона волшебную палочку и процедил:
— Попробуй только дёрнуться.
Дух же задрал вверх руки и испуганно таращился на нас.
Связав вампира, я выдохнул и встал, а потом чуть не выругался со злости. Над цветком склонилась Несмеяна, протянув руки, желая обхватить волшебный огонёк, как замёрзший человек горячую кружку.
— Не надо! — прокричал я, быстро оглядевшись.
Все были заняты и помощи ждать неоткуда. И получалось, что дитя змеиного народа сейчас сорвёт цветок, и всё будет напрасно.
— Несмеяна, прошу, не надо! Ты меня слышишь?
Девушка вздрогнула и раскрыла рот, из которого вытянулся тонкий раздвоенный язык.
— Я только посмотрю, — прошептала она, приближая руки к огоньку. — Он такой чудесный.