Боевая подготовка СМЕРШа

Теперь «смоленской дорогой» Гитлеру после Сталинграда станут такие боевые вехи, как Курск, Киев, Львов, Варшава и Берлин.

* * *

Это случилось коротким зимним днем 29 января 1943 года в Сталинграде. Во время тщательного прочесывания освобожденной территории города разведывательно-поисковая группа одного из полков Южного фронта в кирпичных развалинах школы обнаружила человекоподобное существо, одетое в грязные лохмотья. Вместо обуви ступни ног были замотаны в обрывки детского одеяла. На плечах болтался прорванный и прожженный в нескольких местах припорошенный известкой и бетонными, мелкими осколками тулуп. На голове был повязан грязный женский платок, покрытый терракотовой пылью, — следами кирпичного крошева. На наших солдат испуганно смотрели поблекшие серые водянистые глаза, когда-то имевшие, по всей видимости, голубой цвет.

Только по замусоленным погонам и нашивкам на порванном мундире они догадались, что перед советскими воинами стоит немецкий полковник. При нем был небольшой потрепанный кожаный чемоданчик, в котором лежали карта и исписанные мелким убористым почерком какие-то общие тетради и блокноты.

Пока окоченевшего пленного вели в штаб к военным контрразведчикам, полковник сразу же прибодрился, — как-никак его вытащили из могилы, где он должен был бы замерзнуть.

— Этот тип, товарищ капитан, мне кажется, по вашей линии. При нем вот и чемоданчик, который может заинтересовать вашу службу, — пояснил один из разведывательно-поисковой группы.

— Ну что ж, молодцы! И его проверим, и с документами разберемся, — ответил старший оперуполномоченный капитан Федоров.

Перед ним стоял поникший, как сморщенный гриб, немецкий вояка в достаточно высоком воинском звании.

Скоро Федоров установил, что военнопленный — это командир 134-го пехотного полка вермахта полковник Бойе.

«Здесь, на Сталинградской земле, — подумал военный контрразведчик, — все они, некогда лощеные, высокомерные и наглые, полковники и генералы, я уж не говорю о солдатах, становились смирными, суетливыми и угодливыми».

На карте, изъятой из чемодана, немец расторопно и охотно стал указывать места расположения огневых позиций его части, оборонительных рубежей батальонов и их штабов, которые к тому времени уже перестали существовать. Полковнику теперь нечего было скрывать — трехсоттысячная сталинградская группировка немцев перестала быть реальностью. В ходе проведения наступательной операций наших войск — «Уран» и «Кольцо» были ликвидированы окруженные гитлеровские войска во главе с командующим 6-й полевой армией фельдмаршалом Паулюсом.

После победоносного завершения этой операции было только подобрано с полей сражения более 140 тысяч трупов — убитых непрошенных гостей. А скольких врагов Сталинградская земля не показала, спрятанных в осыпавших траншеях и погребенных под обломками обрушивших стен зданий в городе. В плен попало более 91 тысяч человек, в том числе свыше 2,5 тысячи офицеров, а также 24 генерала.

Допрос проходил к концу.

Полковник, хлебнувши горячего чая, стал уже успокаиваться. Но вдруг из чемодана военный контрразведчик высыпал на стол документы — тетради и фотографии. Бойе напрягся и задрожал — понимал, что последуют неприятные вопросы, на которые нужно будет честно отвечать. Он, конечно, мог слукавить, но его бы сразу же разоблачили бумаги, писанные собственной рукой, и фотодокументы.

Немец, наверное, проклинал себя за ту тщеславную мысль, толкнувшую его в эпистолярном жанре обратиться к потомкам в ходе хронологии событий на оккупированных территориях Украины и России, где его подчиненные не сражались, а хозяйничали и упивались властью. Да, он со своим палачами из 134-го пехотного полка больше воевал с мирным населением, чем с бойцами и командирами Красной армии.

«Дранг нах Остен» хотелось запечатлеть в мельчайших подробностях, показав в них степень личного участия в завоевании жизненного пространства Третьему рейху и наведения «нового» порядка на оккупированных территориях.

* * *

Капитан Федоров придвинул лампу поближе к документам и стал внимательно, сначала молча, пробегать глазами по строчкам…

«По всей видимости, он знает немецкий язык, — подумал Бойе. — Да, вопросы неизбежны. Они будут неприятны, но я не смогу слукавить, так как в материалах мои и моих подчиненных действия».

Тетради составляли своеобразный фронтовой дневник полковника. Это был материал для готовой пропагандистской книги, которая встретила бы одобрение самого Геббельса. На каждой обложке его записей красовался отрезок боевого пути части с одной и той же надписью — «История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого мастера против Советов».

Документы же штаба и вся канцелярия давно сгорели или остались лежать вместе с ее обитателями под кирпично-бетонными развалинами школы.

В блиндаже было тихо. И вдруг, словно разверзлось небо, по-немецки загрохотал зловеще для пленного простуженный баритон капитана: