Читаем Боевая рыбка полностью

Уже стало традицией, что, когда вы возвращаетесь после патрулирования, сменный экипаж идет на борт, чтобы произвести ремонт и привести лодку в боевую готовность, в то время как ее основной экипаж сходит на берег и на две недели забывает о подводных лодках, войне и, собственно говоря, обо всем. Тот, кто установил эту традицию, знал, что делает. Требовалось около двух недель для того, чтобы избавиться от напряжения.

Я был вдвойне рад возвращению, потому что корабль моего брата Джона крейсер «Миннеаполис» был в Гонолулу, когда мы прибыли. Брат служил штурманом на «Миннеаполисе», который входил в боевой контакт с противником у Гуадалканала, и торпеда, выпущенная из японского миноносца, разнесла его носовую часть. У них был длительный, трудный и опасный переход назад в Пёрл-Харбор. Джон был на дежурстве в день, когда мы прибыли, но на следующий вечер он приехал на Гавайи, и мы чудесно провели время, разрешая все мировые проблемы, выигрывая войну и решая наше собственное будущее.

Я писал длинные письма Энн и Билли, рассказывая им о том, что мы надеялись лучше проявить себя в следующем походе, и уверяя их в том, что, по всей вероятности, я приеду в отпуск домой не позднее следующего лета.

И я часто ходил плавать в бассейне базы подводных лодок.

Однажды в бассейне я случайно встретил другого пловца, и, прежде чем сами осознали, мы уже соревновались, подобно двум мальчишкам из разных концов города, которым довелось встретиться в водоеме. Я вообразил себя пловцом (я был капитаном команды пловцов в Военно-морской академии и входил в команду Всеамериканского клуба ватерполистов), что едва ли было большой заслугой, если учесть, как мало команд по водному поло в Соединенных Штатах.

Но этот парень, массивный, большерукий, примерно моего возраста, умел плавать лучше меня. После того как он это убедительно доказал, мы вылезли из воды и познакомились. Его имя, которое для меня в то время ничего не значило, было Маш Мортон. «Маш» было сокращением от Машмаус, прозвищем, которому в академии он был обязан своему кентуккскому выговору.

Я встретил его снова, когда наши две недели прошли и «Уаху» была готова к своему второму патрулированию. Капитан-лейтенант Дадли У. Мортон, старше меня на пять лет, был назначен на «Уаху» как будущий ее командир в качестве дублера командира. Его обязанностью было просто быть вместе с нами в патрулировании и следить за всем подряд, так чтобы получить навыки командования. Конечно, согласно установленному порядку требовалось, чтобы командовали старшие офицеры, но иногда у них не было боевого опыта их подчиненных. Поэтому корабли часто выходили в море с офицерами на борту, выступавшими в качестве дублеров, прежде чем принять командование над людьми более опытными, чем они сами, в ведении войны в целом или в какой-то специальной области.

Мы знали, что у Маша был боевой опыт. Он уже командовал судном-ловушкой в Атлантике. Дело было в том, что он подвергся некоторой критике, потому что не смог на своем "старом корыте" приблизиться на расстояние выстрела к замеченной германской подводной лодке. Казалось логичным, что человеку, упустившему возможность потопить подлодку, следует постажироваться на субмарине, не сумевшей потопить авианосец.

На этот раз мы пошли прямо к Соломоновым островам, где все еще продолжалось ожесточенное сражение за Гуадалканал. И опять нас ждало полное разочарование. Наши первые две цели ушли и не были торпедированы. Затем 10 декабря мы потопили наше второе грузовое судно.

Это был конвой, состоящий из миноносца и тяжело груженных трех судов, направляющихся в район Шортлендских островов к югу от Бугенвиля. Капитан прежде всего сосредоточил внимание на эсминце, но тот прошел мимо нас, так резко маневрируя, что мы не смогли взять его на прицел для точного попадания, поэтому переключились на более крупное грузовое судно, водоизмещением порядка 8500 тонн, и дали залп из четырех торпед. Три из них попали в цель, и, пока миноносец разворачивался для атаки, мы ушли на глубину, чтобы избежать возмездия.

Он сбросил первую серию глубинных бомб со стороны нашей кормы, когда мы были на глубине сто двадцать футов, погружаясь еще глубже. Это было хуже, чем при первой бомбежке нашей лодки глубинными бомбами, но нам было легче, потому что однажды уже пришлось ее испытать. В общей сложности он сбросил на нас около сорока глубинных бомб. Один из впускных клапанов был поврежден, антенная шахта и переговорная труба мостика были затоплены, некоторые лампочки погасли. Единственная серьезная неприятность была, когда повредило сальник внутреннего клапана уравнительной цистерны, клапан перестал сдерживать поток и мы стали погружаться за пределы безопасной глубины. Перекрыв вручную этот злополучный клапан, мы вышли из положения и подвсплыли на безопасную глубину.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее