Боевая рыбка

Это были черноногие альбатросы, неописуемо грациозные в полете и невероятно уморительные на земле. В Мидуэе их было полно. Они стояли там и сям группами по два и три, обращенные друг к другу, и исполняли невероятные ритуалы. Ударялись клювами, как два неловких фехтовальщика на тяжелых мечах, затем как по команде вытягивали головы и клювы к небу и издавали заунывные, полные печати звуки. Наконец они вразвалку совершали полней разворот, погружали свои клювы под приподнятые крылья, замирали на мгновение в такой позе, а затем повторяли всю церемонию с самого начала. Это, видимо, был своего рода брачный танец, но никто никогда не рассказывал, что видел, как они спаривались, хотя и рассматривали их с близкого расстояния.

Эти незадачливые птицы пристрастились к пиву, которым их угощали в большом количестве скучающие военные, что значительно увеличило амплитуду их раскачивания во время танца. Усовершенствовал технику этого развлечения во время нашей стоянки самый веселый моряк «Поллак», холостяк Дик Зуллингер, который больше, чем все остальные, был раздражен тем, что приходилось отдыхать и расслабляться на Мидуэе при полном отсутствии женского общества. Зулли дал альбатросам крепкий коктейль «Манхэттен». В жизни не видел зрелища более диковинного, чем пьяный альбатрос на Мидуэе. А пара пьяных подводников пыталась копировать движения черноногих альбатросов.

На Мидуэе есть также птицы-плакуны. Они, как я полагаю, известны под более точным названием — клинохвостые буревестники, но прозвище соответствует им в полной мере. Их туннелеобразные гнезда в песке разбросаны по всему острову, и каждую ночь они лежат в них и стонут, как женщины в состоянии отчаяния. Мы слышали их из своих номеров в гостинице «Альбатрос», маленького строения, сооруженного до войны. И это был безутешный и не дающий покоя плач.

После посещения нами офицерского клуба или кинотеатров оставалась еще масса времени для того, чтобы отдаться мыслям о доме, и я думаю, что все мы в своих письмах были более сентиментальны, чем обычно. Одно из моих писем Энн (все их она хранила, как делают жены на тот случай, когда ей, может быть, захочется перечесть) свидетельствует о том, насколько пламенно поэтичным может быть моряк на далеком атолле по отношению к самым дорогим людям.

Я объяснял, почему иногда опаздывал отвечать на специфические замечания или вопросы в ее письмах. "Может быть, ты этого не поймешь, — писал я, — но это правда, и причина заключена как раз в самом факте того, что я люблю тебя так глубоко и горячо. Я даже не могу сразу начать читать твои письма, когда их мне приносят. Я быстро разбираю их, чтобы узнать, какое из них самое последнее; я нервно вскрываю конверт этого письма и читаю последнюю страницу, чтобы быть уверенным, что с тобой и Билли все в порядке; тогда я издаю вздох облегчения, засовываю все письма в карман и иду по делам. В ночной тиши, когда все проблемы дня разрешены и я остаюсь один, очень осторожно вскрываю конверты и на своей койке с чувством нежности и любви читаю их одно за другим, то улыбаясь, то смеясь, а иногда слезы от любви и тоски появляются у меня на глазах. После того как прочитываю их все и перечитаю, я ложусь и думаю о тебе и Билли…"

Постоянное употребление в пищу птицы может пробудить у человека таланты, о которых он и не мечтал.

Глава 9 Разочарование

Изменения происходили в кадровом составе на «Поллак». Роби Палмер собирался домой в Нью-Лондон, чтобы войти в штат школы подводников, а капитан-лейтенант Б. Э. Левеллин должен был занять его место. От нас также уходили три офицера. Зулли оставался с нами, он проявил себя в море прекрасным офицером при всех его выходках на берегу, и я был этому рад. Столь же рад я был отъезду одного из офицеров. На подлодке очень маленькое пространство для жилья, и индивидуальная повышенная чувствительность к чему-либо, которая на большой территории проявляется лишь в легком раздражении, может обернуться пыткой в кают-компании в середине длительного плавания. У этого молодого лейтенанта была привычка дергать свои брови. Это, конечно, мелочь, но он не упускал любого случая этим заниматься. День за днем с приводящей в ярость невозмутимостью он теребил свои брови, пока кто-то не пригрозил, что ударит его, если он не прекратит это делать. Такая вещь, как гвоздь в подкове генеральской лошади, может стать важным фактором, влияющим на исход боя, и изменить жизнь людей или даже лишить их ее. Мне оставалось только надеяться на то, что у его будущих товарищей по лодке нервы крепче, чем наши.