Читаем Боевая рыбка полностью

Мы делали все, что могли, чтобы скрасить оставшиеся от отпуска дни, играли в боулинг, занимались подводной охотой, а когда мне присвоили очередное звание капитан-лейтенант, закатили вечеринку, от которой сотрясался весь офицерский клуб. Вечером того дня, когда Роби вылетал обратно в Пёрл, мы устроили еще одну. Завидуя его везению, но ободренные этим фактом, мы не остались в забвении для вышестоящего командования, я нарушил строгое личное правило и написал Энн, что у меня великолепные перспективы на отпуск после того, как мы вернемся из следующего похода. Я всегда старался избегать таких предположений в своих письмах, зная, как легко лелеять несбыточные надежды, но были обнадеживающие признаки, а искушение слишком велико. Может быть, я смогу обнять жену и сына к началу лета!

После долгих дней безделья мы пережили незначительное потрясение в утро отплытия. Бад Купер, наш третий помощник и один из лучших моряков на борту, был одним из трех человек, намеченных для перевода. Дважды приходили распоряжения, дважды Бад в счастливом возбуждении готовился отбыть, и дважды приказы отменялись. Он в отчаянии места себе не находил из-за этих приказов, но наш новый командир столь же отчаянно надеялся на то, что приказ о переводе не придет. Левеллину вовсе не нравилась идея впервые выходить в море на «Поллак» без ее способного инженера. Утром 10 мая, когда уже были запущены наши двигатели, пришло распоряжение относительно Бада. Командир пытался убедить его, что уже поздно уезжать, но Бад предпочел это сделать. Он спустился вниз, собрал вещи и был на берегу ровно через десять минут после того, как прибыли бумаги. Так что мы отбыли на Маршалловы острова с новым командиром и тремя новыми офицерами.

Полторы недели спустя мне представилась возможность провести свою первую атаку в боевых условиях. Мы потопили маленькое грузовое судно днем ранее у побережья Уатье после трехдневной игры с ним в кошки-мышки, пока оно не вышло из лагуны достаточно далеко, чтобы мы могли его атаковать. На следующий день возле острова Джалуит мы заметили грузовое судно водоизмещением в семь тысяч тонн в сопровождении торпедного катера, и капитан Левеллин велел мне взять на себя командование. Это было совершенно неожиданное и большое доверие. Я, конечно, рассказывал ему о действиях на «Уаху», когда старпом выполнял все манипуляции с перископом, но командир должен обладать железной волей для того, чтобы перепоручить единственный источник информации о противнике младшему по должности. Я был как ребенок благодарен Левеллину за то, что он это сделал, и дал ему достаточное основание пожелать, чтобы он этого не делал.

Сближение было обычным делом, но не для меня. Тут я смотрел во все глаза и отдавал всевозможные команды, пока мы подходили к цели, чтобы ее уничтожить. В своем энтузиазме я все внимание сосредоточил на грузовом судне, и ни на чем больше. В конце концов мы вышли на позицию атаки, и все для нее было готово.

— У нас все готово, капитан. Мне стрелять?

— Как только будешь готов, Джордж. Где эскорт?

— Первый, товсь. Первый, пли!

— Где эскорт, Джордж?

— Второй, товсь… Второй, пли!.. Третий, пли!.. Четвертый, пли!

— Джордж. Сделай круг за сторожевиком.

— Они идут прямо, капитан. Я направлял прямо на него… приближаются… здорово!

За первым ударом последовали второй и третий, а затем четвертая торпеда подорвала хвостовую часть грузового судна, выступающую из воды. Я кричал почти истерически, когда громовой голос капитана заставил меня замолчать.

— Джордж, черт возьми, где эскорт?

Только теперь до меня дошел его вопрос. Я повернул перископ вокруг, доложил рассеянно, что эскорт быстро приближается по пеленгу примерно тридцать при нулевом угле по курсу. Затем, все еще завороженный своей блестящей атакой, обернулся на грузовое судно.

— Оно разламывается, капитан. Оно тонет. Оно… Эй, подними выше!

Перископ ушел под воду. Левеллин наконец взял на себя командование.

Мы пережили жестокую бомбежку глубинными бомбами, осложненную типичными для «Поллак» неприятностями. Носовые горизонтальные рули заклинило на резкое погружение, доложили о том, что в кормовой батарее лопнула эбонитовая бочка, а основные контакты электродвигателя выскочили. Потом, как раз в то время, когда мы отчаянно старались двигаться бесшумно, контакты были восстановлены и заработали все помпы в машинном отсеке. У «Поллак» было такое свойство: главным для вас становится в большей степени беспокойство по поводу того, что она сама с собой сделает, чем о том, что сделает с ней неприятель. Но и это, кажется, было еще одним достоинством «Поллак», она преодолела все трудности, и в конце концов мы выбрались на ней из этой переделки невредимыми.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее