Читаем Боевая рыбка полностью

Я подвергался этому наказанию все время, пока патрульный катер не остался далеко позади, и лишь тогда возвратился на свой пост и как ни в чем не бывало позвал Тома Бека, чтобы сказать ему, что теперь он может подняться не опасаясь. Он подошел, и мы радовались вместе, пока не посмотрели вперед и не увидели второй патрульный катер, приближающийся к нам с юга.

На этот раз и в самом деле не оставалось ничего другого, как уходить под воду. Мы погрузились, и я сказал себе, что теперь, 22 декабря, мы должны выдержать глубинную бомбежку, которую заработали, но не получили.

Он прошел прямо над нами и продолжил путь дальше, так и не сбросив глубинную бомбу. Вероятно, он нас так и не заметил. И что еще лучше, когда мы ушли под воду, совершенно сбили с толку первый патрульный катер. Через полчаса мы уже вновь были на поверхности, двигаясь на юг и ликуя.

Оставалось еще миновать береговые батареи на острове Бали, на южном конце пролива. Теперь моя самонадеянность улетучилась. По мере того как мы приближались, я становился все напряженнее. Мы подтянулись как можно ближе к острову Ломбок и осторожно шли вдоль него, задержав дыхание, и в тот самый момент, когда я подумал, что для них самое подходящее время, чтобы открыть огонь, в небе над Бали сверкнула молния, и я чуть не свалился за борт от неожиданности.

Для меня в тот вечер это был последний знак судьбы, который состоял в том, что меня прикрыла вспышка молнии.

Батареи так и не открыли огонь, и через несколько минут на «Флэшер» началась качка, и она стала зарываться в воду, когда окунулась в высокие, славные и удивительно безопасные волны Индийского океана.

Теперь мы могли расслабиться и подшутить над Снэпом Коффином. Снэп был инженером, на берегу бегал по общественным делам, но был очень серьезным офицером на борту корабля. Учитывая установившуюся традицию, согласно которой на меня были возложены штурманские обязанности при возвращении домой «Уаху» во время третьего патрулирования, Снэпу поручили быть штурманом на оставшееся время пути.

У нас оставалось топлива на опасном пределе, о чем ему, как инженеру, было прекрасно известно. Это требовало точной обсервации, а у Снэпа было очень мало опыта в этом деле. В течение первых двух дней он проявлял беспокойство, пока к нему не стала возвращаться самоуверенность, тогда офицеры и другие члены экипажа «Флэшер» сговорились против него и чуть ли не подорвали его моральный дух.

Мы были в добрых шестистах милях от ближайшей суши и шли курсом на залив Эксмут к пункту на северо-западе Австралии, где должны были дозаправиться. Однажды мы сидели в кают-компании, когда вошел Снэп со своим дневным докладом для меня.

Он обозначил мне наше местоположение, а я поблагодарил его и спросил, уверен ли он в своей правоте.

— Да, сэр, я уверен, — сказал он. — Это наше точное местоположение. Я сделал утром отличную обсервацию и проложил линию системы координат от положения утреннего солнца, а теперь определил обсервационное место судна в полдень. Я знаю точно, где мы находимся.

Просто сердце кровью обливалось при виде его самоуверенной гордости, ввиду того что его ожидало впереди.

— Отлично, Снэп. Как у нас с топливом?

— Ну, нам надо будет заправиться. Мы сможем это сделать только в заливе Эксмут.

А потом, как раз в самый подходящий момент, вошел вестовой.

— Сэр, палубный офицер докладывает, что в перископ они видят землю.

Я смотрел на Снэпа и молча ждал ответа.

— Нет, сэр! — воскликнул он горячо. — Это не может быть земля!

— Вероятно, это мираж, — сказал я непринужденно. — Давай пойдем взглянем.

Я встал и медленно направился в боевую рубку. Снэпу до смерти хотелось попасть туда первым, но ему пришлось пропустить меня вперед. В боевую рубку я первым прошел вверх через люк и направился к перископу. Мы были на поверхности, но перископ давал нам гораздо лучшее поле зрения, чем с мостика.

Поднимаясь по лестнице, мы слышали, как рулевой говорил:

— Приготовиться… дайте пеленг… — и выкрикивал пеленг.

Другой рулевой озабоченно записывал его.

— Дай посмотрю, — сказал я и примерно в течение минуты стоял у перископа.

— Ей-богу, ты прав, — сказал я наконец. — Это земля, Фил, посмотри-ка.

Старпом подошел к перископу.

— Дайте мне посмотреть, — попросил Снэп со все возрастающим беспокойством в голосе.

— Нет, погоди минутку, Снэп, — сказал Фил. — Командир, это поразительно. Похоже на что-то вроде здания на побережье. Посмотри туда!

Я посмотрел и согласился, а затем сообщил, что видны дома, и передал перископ Филу, который тоже увидел дома. Отчаянные просьбы Снэпа взглянуть становились просто душераздирающими.

— Снэп, — спросил Фил строго, — что это может быть за место?

— Этого не может быть! — воскликнул он. — Это мираж!

— Ладно, — сказал я, — до тех пор, пока мы не выясним, где находимся, нам лучше погрузиться. Снэп, как полагаешь, не следует ли нам произвести замер глубины лотом?

— Разогреть эхолот! — трагически простонал Снэп. — Произвести замер глубины!

Голос из боевой рубки прозвучал как приговор:

— Три сажени.

— Командир! — позвал сигнальщик с мостика. — Мы уже отсюда видим землю!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее