Боевое братство

— Глупый вопрос…

— У меня пятнадцать дней отпуска.

— Ты уверен?

— Ага. — Дом предпочитал не делиться своими сомнениями. В армии он быстро отучился строить какие бы то ни было планы. — Может, нам дадут еще несколько дней за хорошее поведение.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Дом буквально разрывался от желания сразу же все рассказать. Но он еще хотел и показать. Он собирался расстегнуть куртку и продемонстрировать эмблему десантника, уже пришитую на плече, но это было бы слишком долго. Поэтому он просто достал из-под куртки боевой нож и протянул Марии, перевернув рукоятью вперед. Она уставилась на оружие:

— Ты прошел испытание?

— Да, прошел, — кивнул он. — Не знаю только, как я до сих пор умудрялся об этом промолчать.

Она взяла нож двумя пальчиками, словно не желая оставлять на нем отпечатков:

— Ты ничего не говорил.

— Хотел сделать тебе сюрприз.

— Он настоящий? — Она протянула нож обратно. — Я хотела спросить, ты его уже использовал?

— Да.

Порой Дом чувствовал себя мальчишкой и совершенно терял уверенность. Вот сейчас он стоит с ножом десантника в руке, за его плечами боевой опыт, рядом — беременная жена, а в соседней комнате спит его сын… А ведь ему еще нет и восемнадцати!

Иногда — только иногда — все это чертовски пугало его.

— Я тобой горжусь, — сказала Мария. — Но не значит ли это, что ты не будешь служить вместе с Карлосом и Маркусом?

— Это не обязательно. — Дом открыл дверь детской — громкое название для закутка размером с обувную коробку — и заглянул внутрь, пытаясь рассмотреть спящего Бенедикто. — Это лишь означает, что я прошел обучение и в случае необходимости могу быть призван в любой батальон. Я еще не приписан к какой-то определенной части.

Дом скучал по брату и по Маркусу тоже — сильнее, чем ожидал. Но он не мог больше идти за ними. Причина этого — спящий в кроватке ребенок. Как только Дом осознал, что стал отцом, что несет ответственность за трех других людей, он ощутил, что разрывается надвое. Иногда ему казалось, что он покинул брата. Возможно, это и было взрослением…

— Хочешь кофе? — предложила Мария. — Ты что- нибудь ел сегодня?

— Я в порядке.

— Тогда самое время лечь спать. — Она протиснулась мимо Дома и проверила Бенедикто. — Я сегодня буквально вымоталась.

— Я надеялся, что твоя мама будет тебе помогать.

Мария вернулась в спальню.

— Мне больше нравится все делать самой. Ты же меня знаешь.

Мария всегда и все любила делать по-своему. Он не мог ее в этом винить, поскольку и сам не принимал чьей-либо помощи. Но ребенок требовал заботы, особенно если они ожидали появления второго, а Мария даже не общалась с другими женами военных. В отсутствие Дома ей нужна была поддержка.

Остаток ночи он почти не спал, размышляя, как бы поделикатнее намекнуть своим родным, чтобы они приглядели за Марией. Хотя женщине, которая неохотно покидала дом, трудно было предложить помощь в присмотре за ребенком.

Ладно, у него есть пятнадцать дней, чтобы убедить Марию изменить привычки. Но она росла единственным ребенком в семье, как и Маркус. Она не привыкла, чтобы вокруг было много людей.

А пятнадцать дней пролетят быстро… Дом сразу погрузился в работу: развешивал полки, покупал вещи для будущего малыша. Вскоре Карлос и Маркус получили двухдневный отпуск. Когда было покончено с круговоротом визитов и праздников, на нормальную супружескую жизнь с Марией осталось всего четыре дня.

Но ведь они с детства почти не разлучались. Время не имело большого значения. Ему не надо было заново узнавать Марию. И мысль о смерти даже не приходила ему в голову, так что имевшееся в запасе время растягивалось для них до бесконечности.

Маятниковые войны достигли некоторого равновесия. Как бы ни были тяжелы отдельные сражения, каждый пытался выжить как мог. Дом считал, что люди способны привыкнуть к любой ситуации.

За четыре дня до окончания отпуска Дом сидел во дворе у своих родителей, качал на колене Бенедикто и размышлял, каким солдатом станет к своему тридцатилетию. Демобилизации кого-либо из армии на его памяти еще не случалось.

— Маркус встречался со своим отцом? — спросила Мария.

— Думаю, да.

— Как печально, правда? Их только двое, и такая большая пропасть между ними.

— С ним все будет в порядке, — заверил ее Дом. — Он выдержит. И у Маркуса есть мы.

Дерево, на ветвях которого он впервые увидел Марию семь лет назад, покрылось густой листвой и отбрасывало тень на двор Сантьяго. Дом прикрыл глаза и невольно подумал, насколько тяжелым может показаться ребенок, если целый день таскать его на руках. Он слегка задремал. Он был уверен, что не спит…

Но он заснул. Голос отца прогнал сновидение, забывшееся в тот же миг, едва Дом открыл глаза. Заплакал Бенедикто. От неожиданности у Дома заколотилось сердце, и он выпрямился на скамейке.

— Извини, сынок. — Отец наклонился над ним и взял внука. — Тебя к телефону. Это адъютант.

"Проклятие".

Дом знал, что ему предстоит услышать, еще до того, как взял с кухонного стола трубку.

— Рядовой Сантьяго?

— Доминик Сантьяго. Вы уверены, что ищете меня, а не Карлоса?

Адъютант даже не ответил.