Боевой 19-й

— Зачем же вы тогда ломаете эту ненужную комедию? .. Что вы хотите?

— Назовите ваших сотрудников.

— Я их не знаю.

— Я прикажу вас расстрелять.

— Дайте мне пить! — простонала Надя.

— Дежурный! Воды.

Казак поставил на стол стакан воды. Надя потянулась к нему, но Бахчин молча отстранил ее руку.

— Дайте мне пить!

— Вы будете отвечать мне? — спросил Бахчин, тяжело дыша.

— Я ответила вам все. Больше ничего не скажу. Вы бесцельно тратите время, а мое сочтено. Я с этим примирилась.

— Ах, вот как!.. Пейте! — придвинул он стакан.

Надя сделала глоток и выплюнула. Вода оказалась

соленой. Коротким движением руки Надя бросила стакан Бахчину в лицо.

— Негодяй!

— Дежурный!.. Взять!.. — заорал Бахчин, вытирая платком лицо.

Спустя некоторое время Бахчин отослал часового, вошел к арестованной в комнату и прикрыл за собой дверь.

На цыпочках он делает два шага вперед и медленно вынимает наган. В углу белеют лицо, руки. Бахчин слышит протяжный стон: «Зве-ери...» — и почти в упор разряжает обойму.

В ушах звон. Кажется, он прибил ее к кровати, как град прибивает траву. Пороховой дым першит в горле. Бахчин вышел.

В комнате могильная тишина. Где-то далеко-далеко играет музыка, вздрагивает потолок. Шарканье ног доносится, как царапанье спички по обоям. Еще дальше раздаются отдельные короткие выстрелы, звук их походит на треск лучины.

К Наде медленно возвращается сознание.

— Пи-ить!

Что-то тяжелое, как каменная плита, придавило ее к земле. Надя делает усилие, чтобы сбросить с себя каменное одеяло. Сознание на секунду покидает ее и возвращается вновь. Она силится вспомнить, где она, что с ней, и опять погружается в- забытье. Какой-то серый шарик вертится перед нею быстро-быстро, разрастаясь до гигантских размеров, и вдруг беззвучно рассыпается в пыль. Шарик появляется вновь, вертится, и она никак не может избавиться от него. Так продолжается долго. Потом ее обнимает страх. Выстрелы, короткие вспышки огня.,. что-то обжигает.

И странно, она не страшится ранений, смерти. Она боится звука выстрелов, они страшны и повторяются до бесконечности.

— Не надо стрелять... — шепчет Надя, делает новое усилие и, рухнув на пол, освобождается от тяжести и бредового забытья. Во рту солено. Надя ворочает языком и выплевывает куски спекшейся крови. Присохшая к ранам сорочка при малейшем движении причиняет жестокую боль. Надя ползет к выходу. Вот Надя в коридоре, натыкается на лестницу, ведущую на чердак, и мысль, как солнце, озаряет ее.

«Спастись!.. Уйти во что бы то ни стало...»