Припомнив еще несколько военных эпизодов, Устин думал: может быть, кто-нибудь из бойцов в тяжелый час вспомнит о рассказанном, и пригодятся тогда эти солдатские поучения.
Но догорает цыгарка. Кончается беседа. Пора.
— Становись! — кричит он.
И снова обучаются молодые бойцы, чтобы завтра с оружием в руках выступить на защиту родного города.
Поход продолжался. Они опять шли на Воронеж.
Сентябрь. Кончилось лето 1919 года. Теплые ночи сменились прохладными, а утренники были такими зябкими, что казаки на ночных привалах часто просыпались, ежились, плотнее заворачивались в легкие английские шинельки и бормотали ругательства.
Удивительно быстро промелькнуло лето, а что впереди — никто не знал, новый поход не предвещал ничего хорошего.
Назаров сидел у костра, набросив на плечи английскую шинель, смотрел на огонь и размышлял.
Скорей бы уж выбраться из этих пугающих своей необъятной ширью полей и степей, лесов и перелесков. Назарова не оставляла мысль уйти со своей сотней на Дон. Но как?! Сейчас, после исчезновения Русецкого и побега Быльникова, удрать было почти невозможно. Переформированная сотня, переданная под его командование, была пополнена новыми казаками, и он не знал, о чем они думают, на кого можно положиться. Среди казаков шныряют молодчики Бахчина, и в последнее время есаул с заметной подозрительностью стал относиться к Назарову. Можно легко нарваться на агентов контрразведки, и тогда гиблое дело.
«Ах, Додонов, Додонов!» — скрипнул Назаров зубами и поправил черную повязку. Как до глупости легко он попался на удочку этому простоватому на вид станичнику. Ему вспомнилась последняя ночь в лагерях перед походом, мысли и чувства, которые владели им. Перед ним рисовалась тогда ясная перспектива: богатая военная добыча, веселье, карьера, красивая и беспечная жизнь. Была какая-то стройность мыслей, вера в победу. Сейчас ничего похожего. Война затянулась, и конца ей не видно. Казаки утомились. А вот они... они... «Лес ножом не вырубишь. Мы воевать только начали, а кончим, когда от вас ничего не останется». Да, они не устали.
Назаров встал, запахнул шинель и, ковыляя, поплелся к соседнему костру. Там не спали.
— Вот я и гутарю, — горячо рассказывал тщедуш-