Проголодавшиеся лошади искали траву. Казаки подсыпали им захваченный с собой овес. Вокруг отряда встали дозорными Кучумов, Додонов и старый казак Стрельников.
Быльников слез с лошади и растянулся на земле около молодой березки. Ему был виден кусочек вечернего неба, меняющего окраску. Кверху тянулись высокие стволы берез, осин, дубов; ветвясь, они протягивали к небу свои оголяемые осенью черные руки. Вместе с бесшумно опускающимися на землю листьями, как камешки, стуча, падали желуди. В лесу было сумрачно, пахло грибной сыростью, прелью.
«Ну, вот и привел в лес. Но что представляет теперь отряд?» — подумал он и не ответил.
Быльников давно убедился, что люди, которых он считал «своими», давно стали для него чужими. Глубоко ли чувство презрения и вражды к ним, появившееся у него в начале похода, хорошо ли он все обдумал, так ли решил, — об этом сейчас было уже поздно размышлять. Пути назад отрезаны. Было бы смешно, бросившись в реку и достигнув середины, вдруг подумать: а не вернуться ли обратно? Нет, плыви. Барахтайся, щенок. Бей лапами, выплывай. Интересно, черт возьми, что получится и как получится.
В основе плана Быльникова лежал прорыв. Надо отыскать наиболее слабое место и пересечь линию фронта без потерь или с наименьшими потерями. Он может оказаться между двух огней, а это весьма неприятно. Необходимо потолковать с Кучумовым и Додоновым, которым можно доверить разведку и наблюдение. Интересно, что они думают сейчас? Не похоже, чтобы они колебались. Нет, видимо, не только усталостью от войны объясняется их стремление в тот, другой лагерь. Он подозвал Кучумова и сказал, чтобы тот через час выстроил отряд.
— Слушаюсь, господин сотник!
Быльников заметил, что в Кучумове появились озабоченность, резкость в движениях и настороженная зоркость, словно он все время кого-то ищет, высматривает.
— Кучумов, присядь-ка! — Быльников сел, прислонясь спиной к березе. Казак опустился на одно колено
рядом с Быльниковым. — Мне с тобой надо потолковать. Что ты думаешь о нашем переходе и о том, как нас встретят там, если нам удастся прорваться?
Кучумов раздумчиво поводил рукой за ухом и, наклонясь к Быльникову, тихо проговорил:
— Я уж там бывал.
— Ка-ак! Когда? — изумился Быльников.
— А так.