Врач Зимин объяснил, что раненых нередко перемещают из палаты в палату в зависимости от состояния их здоровья. Никакого офицера в госпиталь не доставляли, и в доказательство своих слов показал записи в книге регистрации.
— Да. Но вы могли его и не внести, — заметил Бахчин врачу.
'— В связи с чем я должен был нарушить это правило? — задал вопрос Зимин и уставился на Бах-чина.
— Что же тогда можно предположить? — спросил Бахчин. Ему хотелось знать, что и как ответит врач. Тогда станет ясно, брать под подозрение Зимина или нет.
— Простите меня, господин есаул. Я ничего не могу предполагать, так как это в мои функции не входит.
— Ясно, — ответил Бахчин, ,хотя ничего ясного для него не было. Но он не сдавался. В нем загорелась страсть контрразведчика.
Он шел в темноте, осторожно ступая по полуразрушенному тротуару и направляясь к столбу, на котором маячил зажженный фонарь.
«Ах, если бы напасть на след сотника!»
Вере не спалось. Она вставала и бродила по комнате. Сколько она передумала за это время! Какие
добрые и самоотверженные люди Григорий Андреевич и Софья Александровна, приютившие у себя дома раненого. Они подвергают себя опасности. И она вдвойне волнуется и за Владимира и за них.
Вера подошла к окну и, приоткрыв штору, смотрела на пустынную улицу. На ушу против дома на столбе горел фонарь, бросая круг света на землю.
Какой-то офицер вошел в этот колеблющийся круг, вынул портсигар и стал закуривать. Ветер тушил спички, и офицер догадался повернуться спиной к ветру. Когда он прикурил, скользнув взглядом по окну, Вера обомлела и зажала рот, чтобы не вскрикнуть.
На нее смотрел , тот самый есаул, который искал Владимира. Не двигаясь, оцепенев, стояла она и прислушивалась, не раздадутся ли шаги, не постучатся ли сейчас в дверь. Гулко билось сердце. От напряжения звенело в ушах. Ей казалось, что офицер увидел ее. Она вздрогнула и замахала рукой, когда раздался несносный бой часов. Своим звонким металлическим голоском они громко выговаривали: «Здесь он, здесь он».
Бессонная, • чуткая ночь.
Утром есаул Бахчин возвратился к себе с покрасневшими и опухшими от пьянства глазами. Настроение было подавленным. Он проиграл все «донские колокольчики» и не вернул золотой портсигар. Когда ему напомнили об арестованной девушке, он вызвал ее и, ничего не добившись, крикнул:
— Дура! Убирайся отсюда к чертовой матери!
Чертовски хотелось спать.
.. .Встретив осунувшуюся Веру, Зимин с тревогой спросил:
— Что случилось?
— Ничего, Григорий Андреевич. Я ночью глаз не сомкнула.