— У нас на селе есть вдовы, сирые ребятишки. У них нет пропитания. Вот, скажем, Еркины ребятишки или ребятишки вдовой Арины. Нонче весть пришла, что Любахин муж, Клим, убитый. От Зиновея Блинова по сию пору весточки нету, не то жив, не то нет. У них нет работников, а земля непаханная захрясла, бурьяном заросла. Совестно нам глядеть на такое дело. Мы всем селом должны оказать им помощь, вспахать, заскородить и посеять. Их мужики за нас головы окладают. Кто про это может лучше понять? Знамо, Семен, как сам он с фронта, руки ли* шейный, и у него ребятишки есть.
— Правильно говоришь, Наташа! Правильно! раздались голоса женщин.
Затем она стала говорить о Семене и так ладно и верно, что Семен поразился, откуда она знает так много о нем и о его жизни. Ему показалось неудобным сидеть, когда так часто упоминают его имя. Он встал.
Семена тронуло выступление Натальи, и он не решался сесть, пока довольные Натальиными словами люди хлопали в ладоши. Заметив, что Семен Быков продолжает стоять, и приняв это за желание выступить, Чекунов тихо сказал ему:
— Ну говори же, говори, Семен. Тебя хотят послушать односельчане.
— Граждане товарищи, — взмахнул он культей,— я крестьянский сын и солдат. Враги мне начисто отшибли руку за то, что я защищал советскую власть. Но у меня осталась другая рука, — и он поднял крепко сжатый кулак. — Но она у меня не последняя. Сколько вас тут сидит, это и мои руки, надежные, сильные. И моя остатняя рука завсегда ваша. Сколько есть моих сил, я отдам их селу и на пользу советской власти. Не прогневайтесь на мой крутой нрав, ежели кто вредным делом займется. И не будет тому пощады, кто по злобе своей встанет поперек дороги народу. Смахнем! Но и вашей помощи прошу я, и совет с вами держать буду. Мне теперь же нужен письменный человек в сельский совет. Вы сами слыхали сейчас Наталью Пашкову. Нужное дело она сказала нам...
— Наталью Пашкову!
— Наталью! — закричали женщины.
— Она, — продолжал Семен, — женщина молодая, грамотная, потолковать с народом может.
— Наталью!
— Становите на голосование Пашкову!
За Семена и за Наталью голосовали дружно, как один.
Поздно вечером, расправив плечи, твердым шагом шел Семен рядом с женой. Она жалась к нему.
— Холодно? — спросил он и, расстегнув полушубок, накрыл ее худенькие плечи.
— Боязно мне.
— Чего?
— Время суматошное. Вот Груздева Петра убили.
— А почему голосовала за меня?
— Я как народ.
•— Ия как народ.