Боевой 19-й

Двадцать первого октября красные части повели наступление на Воронеж. Семен Михайлович Буденный поставил задачу: создать у противника впечатление, что все силы красных войск наступают через Придачу и с пригородного левобережья, на самом же деле основной удар готовился с севера, со стороны Рамони и Чертовицкого.

Двадцать второго октября Буденный, оставив у Придачи группу в составе 6-й кавалерийской дивизии и одной бригады 4-й кавалерийской дивизии, направил основные силы в обход Воронежа, чтобы в районе станции Рамонь перейти реку Воронеж и нанести удар по городу со стороны Задонского шоссе.

Оставленные на левом берегу, у Придачи, части должны были вести демонстративные атаки, отвлекая внимание противника.

Буденному вторично удалось ввести в заблуждение шкуровцев и мамонтовцев.

Воронеж — на виду. Ни у кого из бойцов не возникло сомнений в том, что город в скором времени будет освобожден. Неделями не слезая с седла, утомленные длительными переходами, стычками, буден-новцы сейчас воистину наслаждались отдыхом. На придачеиских дворах и огородах над дымящимися кострами висели котелки — варился чай и кулеш. Можно было, походить пешком, размяться, побалагурить. Бойцы собирались группами и делились впечатлениями о вчерашней схватке с белыми.

Если бы Хрущеву предложили вчера, тотчас же после боя, рассказать, что он пережил, что делал, кого видел рядом с собой, он ничего не смог бы рассказать. Сегодня же из разрозненных, мгновенных снимков, запечатленных памятью во время сражения, он восстало

навливал картину своего непосредственного участия в бою.

Помчавшись навстречу шкуровдам, он потерял и Зиновея и Паршина. Он видел только казака, на которого нес его могучий конь. Шкуровец неумело держал клинок, неуверенно направлял коня, забирая слишком влево. Устин почувствовал в себе столько силы, что ее хватило бы на двух таких всадников. Он обрушил на казака всю мощь своего удара, не посмотрел, что сталось с врагом, но знал, что того уже нет. Сколько было таких встреч, трудно припомнить, гнев и ярость отнимают у человека память. Перед ним встает то рослый кубанец с темным загорелым лицом, с развевающимися концами башлыка, то красивый, но тщедушный офицер в черкеске (и зачем только таких посылают в кавалерию!), то мужик с простым крестьянским лицом, который скачет так, будто сам спешит, а лошадь топчется на месте. И в глазах у него — не то равнодушие, не то покорность судьбе... Все они остались позади...