Боевой 1918 год 3

Хотя пешая разведка у них была, была. Минут двадцать назад парни из секрета их засекли. Засекли, позвонили по полевому телефону группе усиления и уже те, находясь далеко в стороне, пустили красную ракету. Но и это укладывается в наши расчёты (хотя и не входит в рамки предварительных договоренностей). Только вот и мы эти договоренности нарушили где возможно, поэтому сильно огорчаться не будем.

Тем временем, оставив броневик и всадников на дороге, автомобиль свернул к поляне с нашим шатром. А потом из него вышли двое. Постарше (фон Дальциг) и помоложе — полковник фон Вебер. Но что это Вебер, я узнал, когда мы стали представляться друг другу. При этом полковник был в обычной фуражке, зато генерал щеголял в кожаном шлеме с заостренной пимпочкой.

Когда все расселись, генерал поставил свой пикхельм на стол и скрипучим голосом поинтересовался с чего бы вдруг мы вообще решили затеять переговоры? И что, собственно говоря, означают те намеки что сделаны в первом письме? Любезно улыбаясь, я дал развернутое пояснение наших хотелок. Тут у немецких представителей приключился цветовая дисгармония. Полковник побледнел от злости и так сжал перчатки в руке, что они заскрипели. Генерал же наоборот, стал красным словно свежесваренный рак и обведя нас налитыми глазами, по-военному прямо, отрубил:

— Это немыслимо! И неслыханно! Столь наглые требования вы можете засунуть себе в задницу! Никогда еще…

Улыбнувшись еще любезнее, я его прервал:

— Не выйдет. Ваше предложение невыполнимо, ибо там уже лежат диплом о высшем образовании и мечты о счастливой жизни.

А пока фоны пытались переварить мой ответ, расстелил перед ними карту. Хорошую немецкую карту. После чего предложил:

— Посмотрите сюда господа. Тут отмечены мосты, шоссейные и проселочные дороги, а также железнодорожные пути. И теперь послушайте, почему у меня есть уверенность что в мою маленькую задницу больше не придется ничего складывать.

Ну и вывалил им наши замыслы относительно возможностей прохода дивизии хотя бы до Екатеринослава. Под конец, ткнув в значок одной из станций, подытожив:

— Тем самым большую часть обоза вам придется оставить еще вот тут, так как движение железнодорожным транспортом станет невозможным. Так же, в результате постоянных засад и минных ловушек вы потеряете еще какую-то часть автомобильного и гужевого транспорта. Про потери личного состава я даже не говорю. При этом каждый день в дивизии будут появляться листовки с объяснениями почему уже на пороге окончания войны простые немецкие парни должны гибнуть один за другим. И главное — за что?

Генерал поглядел на карту, пожевал губами и выдал:

— Судя по вашей наглости, вы знаете несколько больше, чем известно нам…

Я кивнул:

— Да. Именно поэтому вообще была затеяна эта встреча…

Ну а потом пояснил что ожидается то, о чем давно все думали. То есть капитуляция. И сроки вывода войск с захваченных территорий будут довольно ограниченными. И если вдруг по каким-то причинам немецкие войска не успеют в них уложиться, то перестанут считаться комбатантами превратившись в обычных вооруженных бандитов. Со всеми вытекающими последствиями. Самих сроков я не назвал, просто присовокупив:

— И по результатам нашего разговора мы начнем действовать. В любом случае вы уйдете налегке. Другой вопрос — как это будет происходить? С комфортом, в эшелонах и очень быстро, либо пешком и под постоянными обстрелами. Именно поэтому, не желая лишних жертв я с вами и говорю…

К этому времени визави уже окончательно сравнялись в цветовой гамме (а то они в процессе беседы еще несколько раз меняли цвета) и начался нормальный разговор. Нет, немцы еще быковали, не верили, сомневались и выгадывали. Но договорились. Правда окончательное решение будет принято только после того, как мои слова будут подтверждены переговорами во Франции и приказом об отходе из Германии. До этого момента просили железку не портить и обязались ничего не вывозить заранее. И еще намертво уперлись насчет артиллерии и кавалерии. Дескать оставлять пушки не позволит офицерская честь и что это всегда считалось крайне позорным (про снаряды, кстати, разговора не было). Ну а лошадей не оставят сами кавалеристы. На том предварительные беседы и завершили.

Буденный, после отъезда офицеров, выглядел полностью офигевшим, а я, сразу не врубившись от чего у него настолько ошарашенный вид пихнул Семена в плечо:

— Да не парься ты! По несколько орудий каждого калибра я с них все равно выжму. Тем более что боеприпасов к ним оставляют — море. А нам еще Краснова бить, да «небратьев» вразумлять.

Но оказалось, что казак завис из-за другого. Очнувшись после моего толчка, он выдал:

— Чур! Твою мать! У нас что — получилось? Не… твою мать! Не может быть! Поверю только когда это все это руками лично пощупаю. Но как? Как?! Как ты им так голову заморочил что эти два «фона» с тобой согласились?! Я ведь до последнего сомневался! Да и сейчас…

Глядя на перевозбужденного усача, лишь ухмыльнулся: