Боевой амулет

Кривоногий субъект, приставленный к Фейсалу в качестве соглядатая, был этническим узбеком. Отмороженный фанатик, засыпавший, прижав к груди Коран и положив у бока «калашников», начал свой персональный джихад давно. Первого неверного он убил в Ферганской долине. Но тогда Рашид был простым погромщиком, желающим поживиться за чужой счет. Постепенно от войны и пролитой крови его мозги окончательно сдвинулись. Он, как и Фейсал, побывал в Афгане, но успел оттуда убраться задолго до американских бомбардировок.

Переболев гепатитом в тяжелой форме, Рашид посчитал, что своим выздоровлением обязан не врачам, а Аллаху. Болезнь не только иссушила его тело, но и существенно повредила мозг. Он с утра до вечера бормотал суры из Корана и упрекал боевиков за то, что они не регулярно совершают намаз. Но при этом, как многие психически больные люди, Рашид был дьявольски хитер и изобретателен. Боевики, служившие некогда в Советской армии, прозвали узбека «замполитом».

Именно он промывал мозги шахидам, участвовавшим в теракте, направленном против миссии иностранных наблюдателей.

Операция входила в завершающую стадию. Звенья преступлений соединялись в одну цепь.

Где-то далеко за пределами Чечни, в уютных кабинетах с видом на Персидский залив, готовился фальшивый доклад миссии, в которой описывались зверства русских, применяющих химическое оружие против непокорного, свободолюбивого народа. Где-то точили свои перья штатные пропагандисты сепаратистов, готовые раздуть в мировой прессе грандиозный скандал.

Под наспех сколоченными навесами уже стояли грузовики с цистернами, предназначенные для перевозки смертоносного груза. Бетон, закрывавший доступ к хранилищу, неумолимо истончался под дробящими ударами стальных жал отбойных молотков. Уже были разработаны планы подъема и перекачки химической дряни, так опрометчиво брошенной на территории неспокойной республики.

Пленники, опускаясь по узкому, прорубленному в бетоне штреку все глубже и глубже, не могли знать о замыслах бандитов. Но они понимали, что каждый новый метр приближает их к смерти. Когда услуги рабов, слишком много видевших, перестают быть нужными, их попросту убивают.

У парней не было иллюзий на этот счет. Даже некоторые перемены к лучшему не могли их обмануть. Так, по приказу Фейсала пленников стали лучше кормить и не так часто награждать пинками и ударами автоматного приклада в спину. От них требовали только одного – быстрее работать.

По ночам, бренча кандалами в осклизлой от сырости яме, ребята старались приободрить друг друга. Но отчаяние предательской змеей заползало в души, заставляло сердца сжиматься от безысходной тоски и безнадеги. Уж слишком долго не приходила помощь.

Казалось, что туман, часто закрывавший котловину Волчьей пасти, слишком надежно скрывает это место от глаз федералов, не подозревающих, что творится у них под носом.

Время в ожидании звонка тянулось для Верещагина медленно.

Стараясь скрасить ожидание, он занялся хозяйственными делами. Благо проблем в ветшающем хозяйстве тети Веры хватало. Да и за постой следовало отблагодарить. Понимая, что никаких денег за ночлег и еду сердобольная хозяйка не возьмет, Верещагин с обстоятельностью настоящего мужика осмотрел двор, определил недостатки, требующие незамедлительного ремонта, и принялся за работу.

Инструмент, оставшийся в наследство от старого солдата, хоть и был не новым, но содержался в полном порядке. А для каждого мужчины, у которого руки растут из нужных мест, работа с хорошим инструментом является лучшим лекарством от хандры и прекрасным тонизирующим средством.

Начал Верещагин с покосившейся калитки, на которой перевесил и смазал петли. Следующим этапом он наметил пруд, собираясь укрепить осыпавшиеся бортики. Для этой цели он сколотил и установил опалубку, которую следовало наполнить мелкими камушками и залить раствором. Пруд, в котором отражалось полуденное солнце, иногда оживал. Выпрыгивающие из воды рыбы били хвостами по водной глади, подернутой по углам зеленоватой ряской. Тогда вода покрывалась рябью, а отраженное солнце раскалывалось на сотни янтарных кусочков и разбегалось по краям водоема.

Верещагин ловил себя на мысли, что больше любит смотреть на воду, чем на огонь. Хотя психологи утверждают, что нет ничего более успокаивающего, чем наблюдать за потрескивающими в костре ли, в камине, или в простой русской печи поленьями. Но капитан слишком часто видел другой огонь. Огонь, в котором полыхали подбитые бэтээры и раскуроченные выстрелом из гранатомета наливники. Огонь, накрывающий заблокированные в глухих ущельях колонны. Огонь автоматных очередей и разрывов минометных мин. Нет, определенно, Верещагин больше любил смотреть на воду, отражающую блики солнца.

Звонок, которого он так ждал, застал Верещагина у рукотворного пруда. Выскочившая из дома тетя Вера, заполошно взмахнув руками, пронзительно заголосила:

– Беги быстрее! Из самовой Москвы звонят…