— У нас на селе есть вдовы, сирые ребятишки. У них нет пропитания. Вот, скажем, Еркины ребятишки или ребятишки вдовой Арины. Нонче весть пришла, что Любахин муж, Клим, убитый. От Зиновея Блинова по сию пору весточки нету, не то жив, не то нет. У них нет работников, а земля непаханная захрясла, бурьяном заросла. Совестно нам глядеть на такое дело. Мы всем селом должны оказать им помощь, вспахать, заскородить и посеять. Их мужики за нас головы складают. Кто про это может лучше понять? Знамо, Семен, как сам он с фронта, руки лишенный, и у него ребятишки есть.
— Правильно говоришь, Наташа! Правильно! — раздались голоса женщин.
Затем она стала говорить о Семене и так ладно и верно, что Семен поразился, откуда она знает так много о нем и о его жизни. Ему показалось неудобным сидеть, когда так часто упоминают его имя. Он встал.
Семена тронуло выступление Натальи, и он не решался сесть, пока довольные Натальиными словами люди хлопали в ладоши. Заметив, что Семен Быков продолжает стоять, и приняв это за желание выступить, Чекунов тихо сказал ему:
— Ну говори же, говори, Семен. Тебя хотят послушать односельчане.
— Граждане товарищи, — взмахнул он культей, — я крестьянский сын и солдат. Враги мне начисто отшибли руку за то, что я защищал советскую власть. Но у меня осталась другая рука, — и он поднял крепко сжатый кулак. — Но она у меня не последняя. Сколько вас тут сидит, это и мои руки, надежные, сильные. И моя остатняя рука завсегда ваша. Сколько есть моих сил, я отдам их селу и на пользу советской власти. Не прогневайтесь на мой крутой нрав, ежели кто вредным делом займется. И не будет тому пощады, кто по злобе своей встанет поперек дороги народу. Смахнем! Но и вашей помощи прошу я, и совет с вами держать буду. Мне теперь же нужен письменный человек в сельский совет. Вы сами слыхали сейчас Наталью Пашкову. Нужное дело она сказала нам…
— Наталью Пашкову!
— Наталью! — закричали женщины.
— Она, — продолжал Семен, — женщина молодая, грамотная, потолковать с народом может.
— Наталью!
— Становите на голосование Пашкову!
За Семена и за Наталью голосовали дружно, как один.
Поздно вечером, расправив плечи, твердым шагом шел Семен рядом с женой. Она жалась к нему.
— Холодно? — спросил он и, расстегнув полушубок, накрыл ее худенькие плечи.
— Боязно мне.
— Чего?
— Время суматошное. Вот Груздева Петра убили.
— А почему голосовала за меня?
— Я как народ.
— И я как народ.
А на другой день вечером на заседании сельского актива Семен, внимательно выслушав активистов, сказал:
— Нам оказано большое доверие и дадены полномочия. Власть объявлена на местах. Своей волей мы приказываем и постановляем Мокея с мельницы убрать. Делать ему там нечего. А мирошником поставить Спиридона Хомутова.
— Правильно, — ответили активисты. — Он работал у Мокея и дело знает.
— Объявить Мокею, — продолжал Семен, — что за порчу мельницы, если такая случится, поставим к плетню и в расход пустим.
— Правильно!
— На хлебную разверстку переписать всех от крайней и до крайней хаты и разложить, сколько кому. Тут нам не миновать еще раза два собраться, а прежде поглядеть, кто чего сеял и сколько.
— Согласны, — подтвердили активисты.
— Покуда хлеб по разверстке не будет сдаден, ни одного фунта из села не выпускать. Хлеб у мешочников отымать и допытываться, у кого обменен и на что. Про то объявить всему селу. Согласны?
Активисты закряхтели.
— Тут уж ты, Семен, дюже круто повернул, — ероша непослушные волосы, заметил Спиридон.
— Что круто, то круто, — согласились со Спиридоном активисты.
— И в самом деле. Откуда же нам серников брать? Бабы наши и то, как утро, так за жаром бегают друг к дружке.
— Опять же керосину, мази колесной надо, мыла обстираться, ребятишкам ситчику на рубашонки. Ничего же этого нету.
— Это правда, Семен Панкратьевич, — подтвердила молчавшая до этого Наталья, отрываясь от листа бумаги, на котором она все записывала.
Семен задумался. Все это правда. Не было в селе промышленных товаров, их обменивали у городских жителей на масло, муку, яйца. Как отнимать у горожан хлеб, как обидеть людей, которые сами не меньше страдают от тягот войны?
— Как же тут быть? Дело-то серьезное, — проговорил Семен.
— Серьезное, — согласились активисты.
— Ну что ж, после дойдем и до этого вопроса, а теперь немедля составить списки и обсудить, чтобы не моргать, а сразу сказать уполномоченным, сколько мы можем дать им хлеба.
— Вот это дельно, — заметил Спиридон, — хорошие хозяева должны знать, что у них есть в амбаре.
— Ну так. Давайте далее. Всех вдов, у коих мужья на фронте погибли или воюют, записать, обследовать подворно, поглядеть, чего они сеяли, а у кого большая нужда, тому выдать ссуду. Согласны?
— С этим согласны.
— У кого есть огнестрельное оружие или холодное, немедля сдать в сельсовет и объявить, что, ежели у кого найдем, арестуем и сопроводим в трибунал. И еще: поставить в селе на ночь уличную охрану из подростков, они до этого дела охочи, и наказать им глядеть в оба. И кто где тайно собирается али по ночам избу топит и самогонку варит, докладывать в сельсовет. Согласны?
— Согласны.