Боевой девятнадцатый

Груздев попрощался с каждым за руку, а Устина поцеловал.

— Прощайте, да не забывайте нас… Пишите. А я обо всех писать буду.

Устин взял за повод лошадь и скомандовал:

— За мной шагом марш!

Он повернулся назад, отыскал глазами Наталью. Она шла вместе с остальными, женщины поочередно несли Натальиного ребенка. Они решили провожать мужей до следующего села. Товарищи, узнав о гибели Митяя, поглядывали на Наталью, переговаривались между собой так, чтобы она не слыхала.

Уж высоко стояло солнце, когда отряд вышел на перепутье. Наталье нужно было сворачивать на хутор. Устин соскочил с лошади и решительно подошел к Наталье. Взглянув на него, она закрыла лицо ладонями и опустила голову.

— Не надо, — сказал он тихо и, отняв ее руки от лица, ласково заглянул в глаза. — Иди, родная, и помни о всех нас. Передай привет Петру Васильевичу.

Женщины, глядя то на Наталью с Устином, то на своих мужей, молча вытирали глаза.

Наталья попрощалась с ними, а те, напутствуя ее, говорили:

— Иди, Наташечка. Тебя с дитем никто не тронет.

Отряд двинулся дальше. Наталья свернула с дороги на тропку и направилась к хутору. Когда оглянулась, подружки и отряд скрылись в логу. Наталья остановилась. Никто не видел ее, никто не слышал, а она, обливаясь слезами, тихо говорила вслед уходившим:

— Прощайте, прощайте…

А поле было таким огромным, бескрайним, и солнце щедро обливало его потоками света и тепла.

Известие о гибели Митяя двоюродная сестра Натальи Аннушка восприняла очень болезненно. Она голосила в причет, а потом, успокоившись, вспоминала все лучшее, что знала о Митяе.

Но как только Наталья упоминала имя Устина, Аннушка вдруг умолкала и задумывалась. Она хорошо знала о прошлых отношениях Натальи и Устина и, украдкой взглядывая на Наталью, то вздыхала, то пыталась что-то сказать, но в словах ее происходила такая путаница, что Наталья не могла понять, о чем думает и что хочет сказать Аннушка.

Уже два дня Наталья гостила у Аннушки, вволю нагоревалась, вволю и поплакала. Аннушка как могла утешала вдову.

— Не изводись, Наташечка, ты молода, еще поживешь да порадуешься. Встретится человек хороший — замуж выйдешь. А пока что выхаживай малого.

И в самом деле на душе становилось легче, да и мысли появлялись новые. Вот пройдет год, подрастет мальчик, начнет ходить, потом бегать, горе будет забываться, а радость — вот она, на руках, — станет прибывать. Она осторожно приоткрыла платок и нежно смотрела на спящего ребенка, приговаривая: «Гуль-гуль-гуль».

Когда Наталья стала собираться домой, Аннушка подошла к ней и, положив на плечи руки, с грустью сказала:

— Что так скоро? Побыла бы еще, отдохнула.

У нее у самой муж не возвращался с войны, и неизвестно было, жив он или убит.

— Я бы с радостью, Аннушка, да на кого же хозяйство мне бросить?

— Скажи, какая беда. А ты сходи ко двору да попроси хотя бы тетку Марфу. Она хоть бобылка, а женщина уважительная. Она присмотрит.

— И то правда, — раздумчиво ответила Наталья, но тут же отклонила предложение Аннушки: — Нет, я лучше в другой раз, а то с дитем-то наморишься.

— Оставь дите тут, — настаивала сестра, — чего его по жаре таскать, а к обеду и вернешься.

Наталья колебалась.

— Оголодается он тут…

— Ну что ты!..

— Ладно, я схожу полынка на веник нарву, а там будет видно, чего делать.

Она с нежностью посмотрела на сына, спавшего в подушках на кровати, и вышла из хаты.

И вот оно, поле, широкое, задумчивое… Шла она не торопясь, срывая по пути цветы, и незаметно для себя удалялась от хутора. И чего только она не передумала за это время, а когда распрямила натруженную спину и оглянулась, хутор скрылся за косогором, а впереди была видна своя деревня.

«Далеко ушла, — подумала, она и почему-то вдруг затревожилась, почувствовала, как защемило сердце. — Не с ребенком ли что?»

Встряхнула полынным веником, вдохнула его горьковатый запах, скрутила стебельком букет цветов и быстро направилась к хутору. Сейчас она минует косогор, и хутор рукой подать. Но не успела она дойти до гребня косогора, как на нем один за другим стали появляться всадники. Они резко выделялись на фоне чистого неба и казались огромными. Наталья из осторожности сошла с дороги и хотела идти полем, но ей закричали:

— Стой! Куда?

Наталья остановилась.

— Ты кто?.. Жена краснопузого?

Наталья хотела сказать, что мужа нет, что его убили, но когда один из казаков обнажил шашку и подъехал к ней, она испугалась и только утвердительно кивнула головой.

— Провожала его? — спросил он, играя шашкой.

— Нет… Убили моего мужа! — ответила она с сердечной болью.

— Кто-о?!

— Белые, — ответила она с душевной простотой.

— Ага-а! — со злорадством крикнул казак, подъехавший к ней.

Он соскочил с лошади, подбежал к Наталье, грубо рванул ее за кофту и занес над головой клинок. Наталья упала на колени и, дико вскрикнув: «Не троньте!», оглохла. После этого она плохо слышала и совсем не понимала, что и о чем говорят казаки, смутно, словно сквозь туман, увидела, как подъехал какой-то строгий, пожилой казак, что-то спросил у них, выслушал и, глядя на нее исподлобья, повелительно сказал:

— Моя она!