Боевой джинн

– Ангел, – собеседник захлопал рыжими ресницами. Его лицо осветилось улыбкой. – Ваш ангел-хранитель.

– Я… мертв?

– Если считать за жизнь земное существование, то более чем, – кивнул ангел. Михаил закрыл глаза и простонал. Он умер! Твою мать! Почему сейчас, а не немногим позже?! Продлись земное существование на несколько минут, и он бы пересек последнюю черту, ни о чем не сожалея, с гордо поднятой головой. Смерть не приходит по расписанию, но с ним могла бы подождать. Еще чуть-чуть, и он был бы принял упокоение смиренно. Совсем чуть-чуть.

Еще несколько, как ему казалось, мгновений назад, Михаил лежал на полу городской управы – в груде штукатурки, осыпавшейся с потолка. Бюрократы сбежали при первом же появлении повстанцев, а ветер все еще гонял по развалинам листву грязной пожелтевшей бумаги, вываленной из выпотрошенных шкафов. Война закрыла отчетности форс-мажором, превратив офисы в огневые точки, которые безжалостно гасила артиллерия то одной, то другой стороны.

– Неверный! Сдохни, собака!

Под сводом полуразрушенного здания гулко ухнул пугающе близкий выстрел. Михаил приподнялся на локтях. Пыльная взвесь, поднятая взрывом, горчила гарью, забивалась в нос, скрипела на зубах. В голове натужно гудело, на языке кислил металлический привкус. Мир вокруг – размазанный, нечеткий, подернутый дымкой, – плыл, мерно покачиваясь и не желая складываться в понятную картинку. В серой массе рядом Михаил узнал стену, у которой он отстреливался от напиравшего врага. В пятне света угадывался пролом наружу, откуда противник саданул из гранатомета. Правее чернел туннель коридора. По нему наступали повстанцы, и сейчас из темного зева выныривала ангелом смерти стремительная тень.

– Господь велик! – гаркнул резкий гортанный голос.

Михаил вздрогнул. Он узнал этот голос. Именно так – резко, отрывисто, словно готовясь сплюнуть, будто даже священные слова произносить на чужом языке противно – говорил чернявый смуглый мужчина, который часто привозил в их двор дары южных садов, навязчиво предлагая сладкий товар. Бойкий торговец тогда еще не был врагом, и Михаил помнил его широкую улыбку. Теперь они по разные стороны. Почему?

– Господь велик, – подхватило нестройное многоголосье. Михаил встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Враг – беспощадный, ненавистный, и столь же ненавидящий – был рядом, но автомат, присыпанный пылью и бетонной крошкой, еще ближе. Михаил нащупал пальцами дерево приклада, потянул оружие к себе.

Не успел! На кисть Михаила наступила нога в тяжелом армейском ботинке. Что-то хрустнуло, и он стиснул зубы, чтобы не застонать. Почему он не пришел в себя секундой-другой раньше?

– Неверный хотел пострелять, да? – обладатель гортанного голоса отшвырнул автомат Михаила и хрипло хохотнул.

– Муслим? – повстанец ткнул пламегасителем автомата в лоб Михаила, заставив сморщится. Металл был обжигающе горяч и, наверняка, оставил на коже круглое клеймо. Но болевой шок прояснил голову и помог полностью восстановить зрение.

– Христианин.

– А я тебя помню, – боевик криво усмехнулся в нечесаную бороду. Через половину его лица тянулся безобразный шрам. Эту отметину Михаил не замечал. Видимо, бородач обзавелся ею недавно. – И семью твою помню. У тебя красивая жена. Она еще в городе? Я к ней обязательно наведаюсь. Передать привет?

Михаил дернулся, но боевик ожидая подобной реакции, ударил его в грудь прикладом.

– Не дергайся, неверный, – ощерился повстанец. – Я убью ее быстро. И детей твоих тоже убью быстро. Я не буду никого мучить, потому что я не зверь. Я мщу.

– Я тебе ничего не сделал, – сказал Михаил, тут же пожалев. Чернявый наверняка воспримет его слова за проявление слабости, а выглядеть побежденным перед врагом Михаил не хотел. Погибнуть он был согласен, но признать поражение – нет.

– Твое правительство убило мою жену, и детей моих, – ответил боевик. – Я был в саду, когда на дом сбросили бомбу. Правительство сказало, что случилась ошибка: военные думали, что я укрываю повстанцев. Но в доме не было никого, кроме моей семьи. И знаешь, что я думаю, христианин? Правительство специально убивает наших близких. Оно ненавидит нас. Лучше бы я погиб вместе с семьей, но я жив. Господь наслал на меня тяжелое испытание, которое я пройду, и отомщу каждому, кто поддерживает твое правительство.

– Отступаем, братья! – закричал кто-то в отдалении, прерывая монолог боевика. – Неверные контратакуют!

Михаил не смог сдержать торжествующей улыбки. Боевик, заметив это, недобро осклабился.

– Ты умрешь, когда спасение так близко, – процедил он. – Недолго осталось и другим кафирам. Скоро доставят зарин, и мы выкурим неверных из города, из каждого дома и каждого подвала! Молись своему богу, неверный.

– У нас один Бог!

– Бог не умирает на кресте! Господь велик!

Михаил почувствовал тяжелый удар в грудь, и только потом услышал звук выстрела. Время растянулось вязкой патокой, замедлив движение бытия, разложив его на эфемерные фрагменты.