Боевой конь

– А ну пошевеливайся, старая кляча! – заорал он. – Хитрая ты бестия, Зоуи. Даже не думай учить своим фокусам нашего карапуза.

Однако я успел увидеть в её глазах доброту и сострадание, и мне стало как-то спокойнее.

Не оставив мне ни еды, ни воды, он шатаясь пошёл к дому. Потом я услышал хлопанье дверей и крики, а через некоторое время – торопливые шаги и взволнованные голоса. У моего денника появились женщина и мальчик. Последний долго внимательно разглядывал меня, а потом расплылся в счастливой улыбке и сказал:

– Мама! Из него получится отличный, смелый конь. Гляди, как он держит голову. Ой, гляди, он весь мокрый. Можно, я его оботру?

– Нет, Альберт. Отец велел его не трогать, – ответила мать. – Он сказал, что хочет проучить его, что ему невредно поголодать и помёрзнуть.

– Но, мама, – возразил Альберт, отодвигая засов, – ты ведь знаешь: когда отец выпьет, он сам не понимает, что говорит. И он всегда напивается в день ярмарки. Ты сама говорила не обращать на него внимания, когда он такой. Давай ты покормишь Зоуи, а я позабочусь о жеребёнке. Ну разве он не прелесть? Такой рыжий, гнедой – так кажется говорят? И только посмотри, какой у него крест на морде. Ты видела хоть одного коня с таким ровным белым крестом? Видела? Когда он подрастёт, я буду на нём ездить. И никто не сможет с ним потягаться – никто во всём приходе, даже во всей стране!

– Пока рано об этом думать, Альберт, – ответила мать. – Тебе только исполнилось тринадцать. Да и он ещё совсем малыш. К тому же отец запретил тебе к нему подходить, так что, если он тебя здесь поймает, не приходи ко мне жаловаться.

– Но зачем он тогда его купил? Мы же хотели телёнка. Он поехал на ярмарку покупать телёнка, разве нет? Чтобы его выкормила наша Ромашка.

– Да, малыш, но твой отец иногда сам не понимает, что делает. Он говорит, жеребёнка хотел купить старина Истон, а после ссоры из-за межи твой отец готов на всё, чтобы ему досадить. Вот и жеребёнка купил, лишь бы он не достался Истону. Так мне кажется.

– А я рад, что он его купил, – сказал Альберт, снимая куртку и медленно подходя ко мне. – Пусть даже по пьяни, но это лучшее, что он до сих пор сделал.

– Не говори так. Ты ведь знаешь, отцу нелегко пришлось, – сказала мать. Но в её голосе чувствовалась неуверенность.

Альберт был с меня ростом. Он говорил со мной так ласково, что я совсем успокоился и без всякого страха ждал, когда он подойдёт. Я вздрогнул, когда он меня коснулся, но тут же почувствовал: он не сделает мне ничего плохого. Он стал гладить мне спину, потом шею и не замолкал ни на минуту. Он сказал, что я вырасту и стану самым умным конем на всём белом свете и мы вместе будем ходить на охоту. Альберт досуха вытер меня курткой и смочил солёной водой ссадины на морде. Потом принёс сена и ведро чистой холодной воды. И всё время разговаривал со мной.

Когда Альберт собрался уходить, мне захотелось поблагодарить его. Я заржал, и он как будто меня понял: широко улыбнулся и погладил меня по носу.

– Мы с тобой подружимся, – сказал он. – Я назову тебя Джоуи, потому что Джоуи рифмуется с Зоуи, и ещё потому, что тебе, кажется, подходит это имя. Спи спокойно, я приду утром. И ни о чём не волнуйся, я обещаю заботиться о тебе. Сладких снов, Джоуи.

– Ты зачем с ним разговариваешь? – донёсся уже снаружи голос его матери. – Он всё равно не понимает. Лошади – глупые. Глупые и упрямые, так говорит твой отец, а он всю жизнь возится с лошадьми.

– Ну и что? Он их совсем не понимает, – возразил Альберт. – Мне даже кажется, он их боится.

Я подошел к двери и поглядел, как Альберт и его мать шагают в темноте к дому. Я понял, что нашёл настоящего верного друга – такого, которого можно встретить только раз в жизни. Зоуи высунула морду из своего денника, попыталась коснуться меня носом, но не смогла.

ГЛАВА 2

Длинные суровые зимы сменялись тёплым летом, и мы с Альбертом были неразлучны. У мальчишки и молодого жеребёнка немало общего, и не только нескладная наивность.

Всё время, свободное от уроков и работы на ферме, Альберт проводил со мной. Мы вместе отправлялись за холмы на болотистую равнину у реки Торридж, и там – на единственном ровном участке в округе – он меня тренировал. Сначала пускал меня шагом, потом рысью, заставлял делать повороты. На обратном пути он разрешал идти как мне вздумается, и я научился подходить на его свист – не из страха или покорности, а просто потому, что всегда был рад подбежать к нему. Этот свист, похожий на крик совы, я не забуду никогда, и только на него я готов бежать, что бы ни случилось.

Когда же Альберт был занят, я оставался один. Старушка Зоуи целыми днями трудилась в поле: пахала и боронила землю. Летом было ещё терпимо. Потому что я видел её и мог позвать, если станет совсем грустно, – Зоуи всегда отзывалась. Но зимние дни в тёмной конюшне взаперти были невыносимы. Я только и ждал, когда придёт Альберт.