Боевой режим

Край твоего детства, как и вся Украина со всеми родственниками и предками, жившими столетиями в её городах и сёлах вдруг стала «заграницей». Ты в качестве офицера ей тоже оказываешься ненужным, а если бы вдруг и понадобился, то не можешь скривить душой и ещё раз принять Присягу, потому что это противоречит твоим жизненным принципам.

И снова полёты, полёты, полёты, очередные звания и новые должности уже в Российской Армии, которая стала правопреемницей воспитавшей и вырастившей тебя Советской Армии. Родной полк становится морским, да ещё и гвардейским, и ты с невольным трепетом прикручиваешь к кителю, который вдруг стал чёрным и называется уже по-флотски «тужуркой», гвардейский значок и привыкаешь к тому, что тебя стали называть гвардии капитаном, а позже и гвардии майором.

Проходит четыре года, и на митинге, организованном по случаю расформирования полка и прощания с его боевым знаменем, проходя последний раз перед строем товарищей во главе знаменной группы, внезапно, по воле сердца, подаёшь команду: «Развернуть знамя части!», и слышишь, как в последний раз полощется на ветру алое полотнище 170 гвардейского морского штурмового авиационного полка. Боковым зрением видишь слезу, блеснувшую на глазах командира и вытянувшихся по стойке «смирно» с окаменевшими лицами лётчиков и техников. В жуткой тишине, нарушаемой только чёткими шагами знаменной группы и хлопками, рвущегося из рук знаменосца под порывом внезапно налетевшего ветра боевого знамени полка, покидаешь лётное поле аэродрома….

Год службы в авиационной комендатуре — всего, что осталось от нашего полка, при ежедневной отправке четырех бортов с имуществом выводимых с территории уже независимой Эстонии тоже не был спокойным и оставил свой след в памяти. Особенно та злополучная февральская ночь, когда бойцы Кайтселита (эстонская националистическая организация) с целью захвата оружия напали и сожгли КПП гарнизона, бросив туда пару гранат, и напали на штаб, где было всего два человека — я в качестве дежурного по части и дежурная телефонистка — моя супруга Светлана. Пришлось брать в руки автомат и защищаться. Почувствовав на своей шкуре, что без боя я не сдамся, после двух неудачных попыток последователи Лесных Братьев убрались восвояси, оставив на снегу пятна крови. Знали бы они, что к имевшемуся оружию в «оружейке» был всего один магазин с патронами к АКМ и всего две обоймы к пистолету, то врядли бы я сейчас вспоминал ту темную морозную ночь….

Более десяти лет я уже служу на авианосце «Адмирал Кузнецов». За это время тоже всякого бывало….

Да, спокойными моих двадцать офицерских лет врядли можно назвать. Но я не жалуюсь, ведь выбор своей судьбы я сделал ещё в юности, подав документы в Калининское Суворовское военное училище и поступив туда….

За бортом корабля шумит волна, и слабое покачивание корабля заставляет закрыть глаза.

По распорядку продолжается «адмиральский час».

Замполит.

— Станиславович, ты — человек надёжный и проверенный, поэтому лишний раз предупреждать тебя о вреде злоупотребления спиртными напитками не нужно. — Полковник Щеглов, не глядя на меня, вносил коррективы своим каллиграфическим почерком в столбец какой-то таблицы. — За приглашение большое спасибо, но сегодня я никак не смогу прийти. Видишь сколько ещё работы нужно сделать!

Просторная, всегда чистая каюта заместителя командира корабля по авиации была увешана различными схемами, где ещё предстояло что-то подправить или внести дополнения. На его столе лежали стопками «Книжки руководителя полётов», «Медицинские книжки» всей нашей группы.

— Так что прими мои искренние поздравления с вашим юбилеем. — Сергей Михайлович вышел из-за стола и крепко пожал мне руку. — Сколько лет ты уже форму носишь?

— Двадцать лет офицерскую, четыре с лишним года курсантскую и два года суворовскую форму относил.

— Солидный стаж! — Михалыч улыбнулся.

— Конечно, до тебя мне далеко, но выслуги тридцать четыре года уже набрал.

— Догонишь ещё! Какие твои годы. Подумаешь, на семь лет всего меня младше!

— Михалыч, догонять тебя, ещё семь лет служа на корабле, — это было бы уже слишком! На «тяжёлой береговой службе» ещё бы, куда ни шло….

Мы дружно рассмеялись и ещё раз пожали руки. Служить на авианосце «старым аэродромным волкам» было трудновато, но в этой работе было что-то такое необъяснимое, что каждый раз, когда нужно было принимать решение об уходе на берег, это «что-то» заставляло отклонить очередное заманчивое предложение.

— Чего ржете, как…. — Заглянувший к нам в каюту заместитель командира корабля по воспитательной работе демонстративно опасливо оглянулся и добавил полушепотом: — Кони!

Мы расхохотались уже втроём.

— Станиславович пришел, чтобы пригласить меня к себе на юбилей, и мы вдруг выяснили, что ему, чтобы догнать меня по выслуге лет, нужно на корабле отслужить ещё целых семь календарных лет. Почему-то моё предложение его не очень обрадовало….

— Ну, ты накаркай ещё! Земляк, пошли ко мне. Видишь: человек работает, а ты его смешишь, отвлекаешь.