Сквозь распахнутое окно доносятся частые, монотонные глухие удары. Кто-то, несмотря на раннее утро, решил выбить ковёр, повесив его на трубе, закреплённой между каштаном и тополем.
Что-то капнуло мне на грудь. Надо мной склонилось испуганное лицо жены. Из её глаз по щекам катились слёзы…
— Не переживай! Так привиделось во сне кое-что…. Не плачь. Подобного больше не повторится! — Прошептал я, юркнул к ней под одеяло, нежно обнял и попытался успокоить поцелуем.
Господи! Будь проклята эта война, доставившая столько горя и переживаний моим родным!
Не спится. Завтра, вернее, уже сегодня, если всё будет хорошо, то я уже буду дома в это время. Будет позади и эта боевая, и очередная разлука с семьей.
Рука потянулась к Православному молитвослову.
За полчаса до подъёма сладкий утренний сон прервали звонки авральной группы и команда вахтенного офицера по корабельной трансляции: «…Учебная тревога! Корабль к плаванию в узкости приготовить!»
Быстро соскочив с койки, надев комбинезоны и похватав пилотки, побежали на КДП. Остатки сна постепенно улетучивались по мере того, как пустые и тихие в ночное время коридоры авианосца «Адмирал Кузнецов» наполнялись привычными при объявлении тревоги звуками и суетой. Слышались быстрые шаги членов экипажа, спешащих на свои боевые посты, хлопки и позвякивание ключей при закрытии дверей кают, глухой лязг задраиваемых тяжёлых дверей и люков.
Суеты нет. Две тысячи человек за считанные минуты, несмотря на гигантские расстояния (на «Кузнецове» одних коридоров более шестнадцати километров) заняли свои места согласно боевым расписаниям.
Взлетев по трапам и проскочив яруса надстройки, поднялись на командно-диспетчерский пункт. Наша с Конюховым каюта находится дальше всех, поэтому редко кто приходит позже нас, а если такое и случается, то офицер автоматически попадает в разряд опоздавших, и, смущенно потупившись, ему приходится выдерживать укоризненный взгляд руководителя полётов.
— Все? — повернувшись в кресле спросил подполковник Голубев и получив утвердительный ответ, потянулся к блоку корабельной трансляции «Лиственница». — Ходовой, КДП! Группа управления полётов по местам учебной тревоги.
— Две минуты тридцать секунд, — отозвался вахтенный офицер, — есть группа управления полётов!
В предрассветной дымке на горизонте маячил остров Кильдин. Его характерные пологий восточный и обрывистый западный берега невозможно спутать ни с какими-то другими. Сколько раз я уже видел его, и всё удивлялся той магической силой, что обладает этот остров. Он как магнит притягивает взгляд, и при каждом новом свидании выглядит совершенно по-другому: то пугает своей суровостью, то манит загадочностью и высокомерной неприступностью, а то равнодушно укроется от посторонних глаз низкими свинцовыми тучами или завесой снежного заряда.
На линии горизонта, справа и слева за островом Кильдин, сколько хватал взгляд, постирались скалистые северные берега Кольского полуострова. Отвесные скалы, кое-где покрытые снегом, постепенно расступились, и вот уже стал отчетливо виден вход в Кольский залив.
Далеко впереди угадывались силуэты крейсеров «Петр Великий» и «Маршал Устинов». Эсминец «Адмирал Ушаков» не виден, наверное, он на рейде Североморска, или уже пришвартовался у своего причала.
Везёт же некоторым!