Боевые искусства Ветрогорья

— Приглашение у тебя так себе получилось, — неожиданно сказала новенькая, приятно наморщив носик. — И текст плохой, и удар слабоватый.

"Удар"! Девочка, по ходу дела, из квалифицированных бойцов! И вычислить атакующего сумела!

— Ты тоже защищалась не особо, — отвесил ответный комплимент менеджер, справившись с волнением. — Можно было поинтереснее выкрутиться.

— Времени мало ты мне дал, пришлось импровизировать на ходу, — Аня глянула в глаза Гене исподлобья. — Что за школа у тебя, воин? Эспритион?

— Эспритион.

— Узнаю эту школу, — улыбнулась девушка. — Знакомые методы. То-то ты мне группу "Шпильки" три дня подряд крутил!

— Чисто случайно! — смутился Двинянин и зачем-то протёр очки.

— Само собой, случайно! — ехидно согласилась собеседница. — Ты думаешь, я дура, готовая трепать всему офису о своих музыкальных пристрастиях?! Плохой у тебя наставник, видать. Плохо учил, раз ты попался на такую элементарную уловку.

— Ты тоже эспритионом занималась? — ушёл от неприятной темы Гена.

Воительница презрительно нахмурилась:

— Нет. Джимушо-до — офисное боевое искусство японских и южнокорейских клерков. Нестандартное поведение в стандартных ситуациях. Поддайся противнику и используй его силу против него самого.

Аня, не стесняясь прохожих, изобразила боевую стойку. Затем, сжав кулаки и глядя в глаза Двинянину, отвесила короткий японский поклон — сёбу-рэй и представилась:

— Аня-тян. Чёрный пояс джимушо-до, второй дан. Ну что, воин, испытаем, чья школа лучше?

* * *

— В эскапе? — спросил один голос.

— Там, — ответил второй.

— Всё ещё две ветви?

— Пока да. Но скоро новые откроются.

7. Погружение в себя

В этой конфе доминировал закон всеобщей аддитивности, и на улицах было неуютно. Горожане держались друг от друга на расстоянии, чтобы их температуры, плотности и кровяные давления не суммировались. Но в таверне во всю мощь работал деаддитивник, и можно вдвоём сидеть за одним столиком и не бояться потери сознания от повысившейся в два раза температуры или давления.

— Я тоже заметил эту воительницу у Боргеоруса. Говоришь, у неё другой наставник? — задумчиво произнёс Алемир, отхлебнув эля из глиняной кружки.

— Другой, — подтвердил Гедвин.

— Её искусство более сильное? — ревниво допытывался монах.

— Наверное. Целитель Ильфедус посоветовал выдумать сильного противника для Гены Двинянина…

Алемир дёрнулся, едва не пролив эль:

— Ильфедус?! Этот жирный шарлатан?! Что за Гена Двинянин?

Юноша понял, что проговорился. Пришлось ему рассказать о менеджере, о его жизни и о непонятных аналогиях между мирами. Алемир слушал и задумчиво хмурился.

— Ты когда-нибудь слышал о множественной материи? — неожиданно спросил монах, внимательно выслушав Гедвина. — Хотя, что я спрашиваю: ты ж просто воин, и с философией у тебя туго…

Юноша начал вспоминать уроки Алемира; тот много философствовал, но о множественной материи ничего не говорил. Гедвин пожалел, что пришёл к монаху поделиться своими думами относительно Анелеи. Ему нужен конкретный совет, как одолеть воительницу, владеющую иным боевым искусством, а монах весь разговор снова начал сводить к философии.

— Некоторые философы думают, что материя — объективная реальность, первооснова мира. Глупцы! Нет в мире ничего абсолютного и единственного. Всё множественно, всё относительно… Над богом есть сверхбог, и по отношению к нему наш бог является простым смертным. Бессмертие относительно; сверхбог обладает бессмертием второго порядка. Так и над материей есть нечто более фундаментальное. Некая мультиматерия, частным случаем которой является наш материальный мир. Но есть и другие проявления мультиматерии, это и есть другие миры.

Алемир, войдя в раж, начал рассказывать о том, что материальный мир — это реализация той самой фундаментальной мультиматерии, одна из многих других. Что материй бесконечное множество, и каждая образовывает свой мир. Но есть категории, более глубинные, нежели объективная реальность, например, законы, идеи и судьбы. Они существуют в некоем абстрактном мире. Это мир замыслов, которые, очевидно, всегда лучше воплощений. Но любой замысел, любая идея, любая судьба обязательно требует некий носитель, материальный или квазиматериальный. И этих носителей может быть сколь угодно много.

— Имеется судьба некоего абстрактного воина, — говорил монах. — В одном из материальных миров она реализуется в виде храброго юноши Гедвина, в другом — в виде менеджера по продажам Гены Двинянина. На самом деле ты и этот торговец — материализованные ипостаси одной и той же судьбы. Я и тамошний Александр Мирошников — тоже реализации абстрактной судьбы некоего наставника. Как и Анелея с Аней Левиной. Как Зерх с Храмцовым Сергеем. Но тебе повезло больше нас…

— Почему? — вяло поинтересовался Гедвин, замороченный высокими материями и мультиматериями.