— Есть кто? — Мари подошла к длинному темному прилавку из дуба. Может, конечно, что и вообще из березы или ясеня, но смотрелось точно, как дуб. — Эй!
Карл шумно дышал, порой замолкая. По доскам пола, выкрашенных в зеленое с замысловато проглядывающими узорами, из-под их компании стремительно бежала грязь с водой.
— Звонок. — Алекс показал на начищенную медную пимпочку. — Звони, а то…
«А то» закашлялся, захлебываясь и громко лопая что-то внутри самого себя. Мари ударила, еще раз.
— Руки оторву, — пообещали откуда-то из темноты прохода, прятавшегося за широкими и зеленовато-пыльными портьерами, — и запихну туда, откуда на самом деле растут.
— Тут человеку плохо, вообще-то! — крикнула Майка. — А вы…
— Когда человеку плохо, хе-хе, ему скорую вызывают, а не ко мне тащат. Потерпит. Наследите, зубными щетками отмывать будете.
Снег начал хмуриться, и, в окружении глухих стен, неожиданно ощутимо похолодало.
— Угомонись, — проскрипел Карл, — все нормально. Потерплю.
Они стояли кучкой посредине, оглядываясь и даже принюхиваясь. Слова Карла как-то успокоили, хотя лучше он не выглядел. Но делать все равно было нечего, и любопытство взяло верх. Первым не удержался Алекс, осторожно поставивший доску и, задрав голову, присвистнувший.
— Фига се крокодил!
— Крокодил, молодой человек, у вас в штанах. А это виверна. И…
— Щеткой заставите?
— В жабу превращу.
Кожисто-желтоватая дрянь, крутившаяся на цепи под потолком, смахивала больше на перекормленную ящерицу-варана, и даже крылья-недомерки и всего лишь две лапы не делали ее похожей на заявленного дракона. Но смотрелось все же круто.
Как и все остальное вокруг. От больших блестящих весов до высоченных банок с пробковыми крышками, а кое-где даже с блестяще-стальными, замкнутыми на небольшие замки и вязью странных букв, покрывающих металл по кругу. От выставленной коллекции разномастных и странных жуков в одном из огромных стеллажей и до скелета в углу, обладавшего страшноватой коллекцией странновато-острых зубов и крайне большим ростом, метра в два с половиной, не меньше. Поверх останков, необыкновенно толстых и длинных во всем, включая фаланги пальцев, хозяин-грубиян накинул густую рыже-сероватую шубу.
Майка ойкнула, когда поняла, что это шкура, скорее всего принадлежавшая бывшему хозяину скелета с несоразмерно огромными ступнями.
А еще здесь разливались, смешиваясь, сотни различных запахов и их оттенков. Травы, щелочи, соли, бальзамы, аквавит, жженое дерево, разогретый металл. Острое, кислое, горькое, резкое, мягкое и еще десять тысяч их тонов, легко носились в воздухе, слушаясь неуловимого сквозняка, идущего со стороны недовольного хозяйского голоса. И еще…
— Тут пахнет аптекой. — Снег принюхался. — Я как-то с мамой был в рецептурной, мы ее еле нашли. И там пахло вот так, только сильнее. Настоящими лекарствами.
— Вы не так безнадежны, как мне показалось. И что тут мне кошка принесла? Или, скорее, котята?
Они все повернулись на голос. И замерли, уставившись на появившегося из-за портьер.
— Е-мае… — протянул Алекс. А Злой, явно согласившись, вдруг надул и лопнул пузырь.
— А батюшки, чего застыли-то, бестолочи?
Видно, пряталась внутри странной аптеки какая-то хитрая штука, помогающая хозяину… не, не так. Помогавшая хозяйке не просто менять голос, делая почти мужским, но и прятать его, так как вышла она не из-за прилавка. А вовсе даже из незаметной дверки в стене сбоку.
Не очень высокая, с Майку, вся какая-то мягкая и округлая, с тонкой талией, такой, что Мари вдруг захотелось снять куртку и намотать вокруг своей. В клетчатом шотландском килте, ботинках на толстой подошве до колен, вышитой рубахе с короткими широкими рукавами и открытыми плечами. По плечам, убегая вниз, сбегали розы и еще какая-то жимолость, кажущиеся очень настоящими.
Пирсинг в носу, фигурное серебристое колечко, уши, каждое проколотое в пяти-шести местах, звенящие подвесками. Ярко подведенные зеленые глаза и ярко-красные губы, сухо и строго поджатые. И волосы, выкрашенные в фуксию.
Зеленые глаза переливались странно живыми оттенками бегущей реки, плотно стоящего сочного камыша, изумрудными точками снующих стрекоз. И по всей странной аптеке, ненавязчиво, но заполоняя ее разом, вдруг поплыл запах кувшинок.
— Ну, детки, что молчим?
— Ему надо помочь! — Майка смотрела на хозяйку с надеждой. — Ему очень плохо.
Ботинки скрипнули досками, когда зеленоглазая оказалась у Карла. Тот хрипло дышал, скаля красную ухмылку.
— Хм, вижу, что плохо. Итак, что желаешь… Карл, если не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. Желаю «Кровь Феникса», корчмарь, да побольше, погуще.
Зеленоглазая усмехнулась в ответ, развернулась, неуловимо оказавшись у прилавка-стойки, зашла за нее. Щелкнула чем-то, наполняя аптеку звуком заработавшей стереосистемы. «Бойся тьмы» в исполнении «Железной девы» поплыла вокруг, заставляя нервничать и ждать чего-то плохого.
Мари сглотнула, чувствуя, как тянет вдруг почувствовать локтем любого из ребят, кто окажется рядом. Эта красотка, пахнущая рекой и кувшинками, с ее красными губами и розами, вдруг показалась опаснее бледной твари с рогатиной в поезде.