Однажды шестерка "Аэрокобр", ведомая Героем Советского Союза гвардии капитаном А. Смирновым, выполнив задание по разведке, возвращалась домой. Километрах в двадцати от аэродрома, над озером Сенница, летчики заметили большую группу вражеских самолетов. Шли "Хейнкели-111". Спустя какое-то время они начали разворачиваться в сторону наших войск. Требовалось как можно быстрее их перехватить. Смирнов приказал Козловскому" Чаплиеву и Полякову следовать за ним и атаковать "хейнкелей" сверху, а Углянскому и Насонову - с фланга.
Первой же атакой истребители сбили все ведущее звено "хейнкелей": Углянский- ведущего, Смирнов - левого ведомого, Чаплиев - правого. Вторую атаку произвели Козловский, Насонов и Поляков. Они вогнали в землю еще три бомбардировщика.
Весь день в небе оглушительно ревели авиационные моторы. Группы Ил-2 одна за другой вылетели на штурмовку войск противника, продвигавшихся к Невелю с северо-запада. Штурмовиков надежно прикрывали истребители. За день они сбили 9 бомбардировщиков, 3 истребителя и один самолет-корректировщик.
Особую трудность составляло то, что бои приходилось вести на высотах порядка 6000-7000 метров. Учитывая, что каждый летчик в день ходил на боевые задания по 4-5 раз, можно себе представить, как это изматывало их.
Как-то на исходе дня ко мне на командный пункт явился адъютант и доложил:
- Товарищ генерал, к вам капитан... Фамилию не назвал.
- Хорошо, - говорю, - пусть заходит.
Через порог переступил пожилой человек в помятой шинели и грязных сапогах. Шапка-ушанка была сдвинута на самые брови, и при тусклом свете я сначала не мог рассмотреть его лица. Но когда он вскинул к голове руку и озорно сверкнул глазами, я сразу же узнал Николая, хотя не виделся с ним уже много лет.
- Братушка? Какими судьбами? - обнял я его за мокрые плечи. - Ты же весь мокрый. Раздевайся, садись поближе к печке и рассказывай, как ты сюда попал.
Николай смущенно развел руками:
- Как попал? Война - вот и попал.
- Сколько же лет мы с тобой не виделись.
- Сколько? - задумчиво отозвался Николай. - Да, почитай, все двадцать лет.
- Как ты нашел меня?
- Чисто случайно. Как-то командир части спросил меня: "Авиационный генерал Полынин не родственник тебе?
- А как его зовут? - поинтересовался я.
- Федор Петрович, - отвечает, - командует воздушной армией. Я его знаю". -И назвал твой адрес.
Адъютант принес крепкого чая. Угощаю Николая, а он неторопливо рассказывает:
- Не сразу, но все-таки отпустил меня командир повидаться с тобой. Благо часть наша в тылу находится и неизвестно, когда ее на фронт отправят.
Помолчав немного, брат смущенно опустил глаза и сказал:
- Может, похлопочешь, чтобы здесь оставили. Воевать хочу, понимаешь... Не бойся, не подведу.
На следующий день я позвонил командующему фронтом генералу Курочкину и объяснил ему все как есть.
- Не возражаю, - сказал он. - Только свяжитесь с командиром его части и оформите перевод.
Так Николай остался у нас. Сначала он работал на аэродроме, выполняя различные хозяйственные поручения, а потом его назначили командиром батальона аэродромного обслуживания, обеспечивавшего полк самолетов По-2. Трудился брат добросовестно, к людям относился хорошо, заботился о них. Его наградили орденом Отечественной войны 1-й степени.
Когда же на фронте наступило затишье, Николай снова затосковал. Однажды он пришел ко мне и начал упрашивать:
- Помоги, Федор, перевестись в пехоту. Не могу здесь. Ты же знаешь: я к винтовке и автомату привык.
Как ни уговаривал его остаться, не получилось.
Николай дослужился до командира стрелкового полка, форсировал Западный Буг. Во время налета вражеской авиации в блиндаж, в котором находился брат, попала бомба, и его тяжело контузило. После лечения Николая демобилизовали из армии. Но все это было потом...
Встреча с братом воскресила в памяти родные места, босоногое детство, дорогие мне образы отца, матери, братьев, сестер.
* * *
...В старину заволжские села часто "навещали" суховеи. Бывало, подует горячий, словно из печки "южак" (а разгуляться ему в наших степных просторах было где), и прямо на глазах начинают свертываться и опадать листья с деревьев, жухнуть трава. Может, потому и село, где я родился, называлось Сухой Отрог, что, засуха да бескормица здесь случались чуть ли не каждый год. В такое время даже Большой Иргиз, что протекает рядом с селом, начинал мелеть и из колодцев куда-то пропадала вода.
Гонимые нуждой и голодом, крестьяне заколачивали свои избенки, запрягали в телеги тощих лошаденок и отправлялись кто в город, кто на Урал, где, по слухам, можно было как-то перебиться, чтобы не умереть с голоду.
Жил в нашем селе преклонных лет мужичок по прозвищу Мечтало. В разговоре он любил употреблять это слово. "Я вот мечтаю о том-то". "По моей мечте надо бы сделать..." Так это слово к старику и присохло.
Он и в самом деле был большой мечтатель, в молодости повидал белый свет, и сельчане любили его слушать. В рассказах старика трудно было отличить, где быль, а где выдумка, но это ему прощалось.
Так вот Мечтало возьми и подай крестьянам мысль: