Боевыми курсами. Записки подводника

Человек добродушный, когда надо, комиссар умел проявить твердость, настойчивость и принципиальность. В самых трудных условиях боевой обстановки на него можно было положиться.

Итак, с Павлом Николаевичем, моим «наоборот», как нас дружески называли в бригаде, я подружился быстро [84] и надолго. Эта дружба всегда помогала нам в трудных боевых делах…

- Главное, команда хорошо знает тебя и верит тебе, - заключил он нашу беседу.

Мы поднялись на падубу.

- Товарищ командир подводной лодки, - подчеркнуто и не по уставному громко доложил лейтенант Егоров, - команда по вашему приказанию построена.

Обходя строй, я внимательно вглядывался в хорошо знакомые мне лица матросов, старшин и офицеров - все они по-прежнему были спокойными и бодрыми, все по-прежнему горели единственным желанием - скорее в море.

Лейтенант Егоров перед строем зачитал приказ народного комиссара Военно-морского флота Н.Г. Кузнецова о назначении меня на должность командира подводной лодки «С-31». Команда оживленно встретила это сообщение, вселив в меня дополнительные силы и уверенность, в которых я так тогда нуждался.

Перед ужином ко мне обратился комиссар.

- Знаешь что, - начал Павел Николаевич. Эти два слова были у него как бы вступлением к решению любого серьезного вопроса. - Мне бы хотелось знать побольше о твоей жизни, это может в значительной степени облегчить нашу совместную службу.

Я охотно согласился поговорить. Вечером мы уселись в нашей каюте. Павел Николаевич достал из кармана кителя портсигар, вынул папиросу, с наслаждением сделал несколько затяжек, прошелся по каюте и сел на диван, показав этим свою готовность слушать меня.

Устроившись в кресле поудобней, я тоже закурил и начал свой рассказ.

Родился я 1 сентября 1914 года в городе Ветлуге. Кстати, Ветлуга впадает в реку Волгу, в честь которой названо наше нынешнее пристанище. Именно там, на Ветлуге, в раннем детстве со мной произошел случай, после которого я стал почитать силу воды и испытывать непреодолимую тягу к ее безграничной красоте.

Помню, однажды я сидел вместе с мальчишками на крутом берегу Ветлуги и смотрел на ее быстрое течение [85] и далекий горизонт за рекой. Потом вдруг побежал к реке, бросился в воду и поплыл к мереже, которая находилась метрах в тридцати от берега. Я не справился с течением, и меня понесло вниз по реке. Я стал тонуть. На мое счастье, на меня обратили внимание мальчишки постарше и вытащили из воды. После этого случая воды я не боялся, но стал относиться к ней с искренним уважением…

Мой отец всю жизнь был пчеловодом-инструктором. Выходец из бедной крестьянской семьи, он рос без отца. Большую роль в его воспитании и образовании сыграл лесничий, у которого моя бабушка работала экономкой. Отец очень любил пчел и прилагал много усилий для развития пчеловодства, ведь тогда это было предприятие государственного значения. Очень много он сделал в районе для того, чтобы перевести пчеловодство от колод к рамочным ульям, и в 1905 году даже опубликовал статью «Переход крестьянина от колоды к рамчатому улью» в журнале «Обозрение пчеловодства». Его заслуги многократно были отмечены еще в царские времена, а после Великой Октябрьской революции его способности получили возможность для стремительного развития. Он умел мастерски заставлять пчел отстраивать и заполнять медом соты, прикрепленные к стеклу в виде пятиконечной звезды, герба Советского Союза или РСФСР. На выставках эти экспонаты всегда вызывали повышенный интерес посетителей. Также он был активным общественником, его неоднократно избирали в Ветлужский городской совет трудящихся, он был членом президиума горсовета.

Часто отец брал меня в служебные командировки. Мы пешком ходили с ним по деревням и селам Ветлужского района, от одного пчеловода к другому. В этих путешествиях я глубже узнал сельскую жизнь и сложность работы на земле.

Моя мать вела домашнее хозяйство и занималась нашим воспитанием. Все силы и всю любовь одна отдала нашему воспитанию, а в семье нас было восемь детей.

Хоть и был я в семье единственным сыном, родители меня особенно не опекали. При каждом удобном случае подчеркивали, словно стараясь кому-то доказать, что [86] единственный сын растет не баловнем и что они воспитывают меня в духе любви к труду.

Действительно, с раннего детства я работал в небольшой колбасной мастерской у брата моего отца: покупал мясо и вместе с соседскими мальчишками (за отсутствием лошадей) крутил ворот пресса{11}, за что ежедневно получал шмат свежей колбасы, а в десять лет я уже косил наравне с взрослыми. Правда, за колбасную мастерскую дядьку моего раскулачили, лошадей отняли. А в тридцать седьмом мне это аукнулось: однажды ночью меня вызвали в НКВД и допрашивали там несколько часов подряд, пытаясь выведать контрреволюционные настроения моего дяди. Я уж, стыдно признаться, подумал, что не выпустят, даже перед уходом жену предупредил, чтобы не ждала, но, поскольку еще в анкете при зачислении в училище я честно указал все обстоятельства этого дела, вроде все обошлось. Ну, да что вспоминать…