Бог-без-имени (СИ)

Тут не Тааливисто светит… Хотя нет, как раз Тааливисто, да-да. Грохнутся они, какая-нибудь щепка зло выстрелит в глаз, цепь обмотается вокруг шеи, оживший бочкообразный йотунг проткнет своей оглоблей, и ‒ все. Здравствуйте, родные!

Или его, как героя, так просто уже не убьешь?

Кровь, пролитая неровной, но замкнутой линией, внезапно вспыхнула под спутниками лепестками пламени, пол опрокинулся в багровую, в черных пятнах, круговерть, и Фьольвир почувствовал, как его ноги, истончаясь (одна ‒ босая), стремятся в самое ее средоточие. Вытягиваются, вытягиваются, вытягиваются.

‒ О-о-о! ‒ басовито загудел Унномтюр. ‒ По-о…

Голос его длил и длил звуки.

Фьольвир попытался повернуть голову и удивился, как медленно, по ногтю, по крупице, сдвигается в сторону взгляд.

‒ Та-а-али-и…

С языком тоже что-то случилось. Фьольвир успел устать от «Тааливисто» прежде, чем дотянул его до конца. Когда же в поле его зрения появился Унномтюр, то первой в глаза Фьольвиру бросиась озадаченная гримаса пустого лица.

‒ Что-то-о не-е-е…

Раздался хлопок, вокруг плеснули красным, и нос Фьольвира взорвался жгучей болью. Земля влажно чмокнула под ним, он упал на задницу и обнаружил, что из ноздрей у него густо течет кровь.

‒ Ах ты ж!

Еще не соображая, где оказался, Фьольвир запрокинул голову и прижал к носу ладонь. Кровь струилась, пачкая пальцы. Рядом завозился грязный, облепленный какой-то гадостью Унномтюр, навалился, толкнул в плечо.

‒ Жив?

‒ Кьофь, ‒ сказал Фьольвир.

‒ Что ‒ кровь?

‒ Тефет.

Сказать четко не получилось. Фьольвир на мгновение оторвал руку от носа, показывая спутнику измазанную в крови ладонь.

‒ Это ерунда, ‒ сказал Унномтюр, вставая. ‒ Сейчас прекратится.

Гадость посыпалась с него. Гадость была пахучая. То ли то же гнилое сено, то ли подсохшее дерьмо.

‒ Ффе мы? ‒ спросил Фьольвир.

Унномтюр оглянулся.

‒ Там, где надо, ‒ сказал он.

‒ Таалифисто?

‒ Да.

Фьольвир вскочил, забыв о носе, о крови, о Мтаге, обо всем.

‒ А где?

‒ Тише, арнасон, тише. Еще рад будешь поскорее проскочить.

Серый песчаный берег простирался перед ними. Груда валунов, один другого больше, подпирала берег слева. Боги знают, почему, но Фьольвиру она показалась силой, решившей атаковать остров из моря, яростно выпершейся из толщи вод итут же уставшей, сбившейся, превратившейся в камни.

Справа зарывались в песок несколько бревен и подрезал желтое небо ломкий гребень черной скалы.

‒ Это Тааливисто? ‒ спросил Фьольвир.

Унномтюр повернулся, щурясь на водную гладь.

‒ Оно самое, ‒ сказал он.

‒ Я думал, оно другое.

‒ Какое?

‒ Ну… веселое.

Фьольвир поежился от порыва колючего ветра.

‒ Да, веселого сейчас мало, ‒ пробормотал Унномтюр.

‒ Так куда нам идти?

‒ Сейчас.

Унномтюр потоптался, снова посмотрел на берег.

‒ Ну-ка.

Он направился к бревнам, и Фьольвир поспешил за ним. Мимоходом он зачерпнул воды, чтобы отмыть ладони. Вода оказалась ледяной.

‒ Ага!

Бревен было много. Раньше они составляли то ли мостки, ведущие к пристани, то ли саму пристань и спуск к ней. Из воды торчали головки свай. Берег в том месте плавно поднимался, и было видно, что раньше подъем был обжат каменной оградой. Сейчас же он выглядел так, будто кто-то в ярости покрушил вокруг все, до чего смог дотянуться. Песок был взрыт, бревна выломаны, разбиты, размочалены в щепу, камни ограды погребены под горами песка или раскиданы по берегу.

‒ М-да, ‒ сказал Унномтюр.

‒ Это Тааливисто?

‒ Умирающее Тааливисто.

‒ Но как же…

‒ Вот, что тебя ждет, арнасон, если мы не поспешим.

Порыв ветра ударил Фьольвира в спину, брызги, долетев, окропили макушку и шею. Унномтюр прибил полы везинга, вдруг посчитавшего себя крылатым.

‒ Пошли, арнасон.

Сутулясь, он уверенно двинулся наверх, на взгорок, обходя рытвины и камни.

‒ А где же люди? ‒ спросил Фьольвир, пробираясь за спутником через несколько сколоченных вместе бревен.

‒ Нет здесь людей, ‒ сказал Унномтюр, ‒ души их здесь.

‒ И где они?

‒ Наверное, дальше.

Небо вдруг осветилось, тяжелое солнце, проломив облака, пролило густой, желтый свет. Но веселее в Тааливисто не стало.

‒ Смотри, арнасон!

Унномтюр помог своему спутнику одолеть небольшой обрыв, получившийся от пролома мостков. Фьольвир выпрямился, и то, что предстало его глазам, заставило сжаться сердце.

‒ Да как же это?

Место, которое он представлял похожим на родной Бьеннтестад с раздавшимися вширь и похорошевшими домами, с каменным Большим Домом, простирающимся на добрую сотню крафуров что в одну, что в другую сторону, с утоптанным кругом для общих собраний, каменными скамьями и высокой смотровой башней, оказалось нагромождением дряхлых и покосившихся строений, которые язык не поворачивался назвать жилыми. Между худых бревен, а то и жердей зияли щели, солома и дранка тонули под ядовито-желтым мхом. Совсем большие прорехи были замазаны глиной. Узкая тропка вела к черному, обгорелому остову, не имеющему ни дверей, ни крыши.

Большой Дом?

‒ Тааливисто, ‒ сказал Унномтюр.

‒ Не верю, ‒ прошептал Фьольвир.

‒ Другие места еще хуже, арнасон. Ага!