Бог бросил кости (СИ)

Персиваль почувствовал нечто, очень похожее на присутствие, но значительно более сильное: Истребитель вошёл в полный контакт с его нейрой. Теперь Персиваль полностью изолирован от Системы, датчики Истребителя — его глаза и уши, а двигатели и пушки — его тело. Мимолётное ощущение падения охватило Персиваля, когда он увидел — нет, осознал четыре-пи-изображение: датчики Истребителя видели любое возможное направление, и Персиваль мог одновременно видеть и магнитный захват транспортника, и сине-зелёную поверхность Левена, и глубокий чёрный космос. Он осознал: скоро начнётся сражение.

Отключились магнитные захваты, и тридцать серебристых сфер отделились от транспортника, выстроившись в шесть стройных клиньев. Истребители рванулись вперёд, на надвигающуюся с нижней орбиты армию Атексетов — бесчисленных боевых дронов. Персиваль не видел их, но знал, что они там, и знал, что в этот самый миг пятьдесят транспортников Кубуса открывают свои люки, чтобы выпустить стаи собственных дронов с роторными пушками. И тут Истребители ворвались в орды врага.

Тридцать серебристых сфер двигались быстро и точно, меняя направление с удивительной резвостью. Каждая из них несколько раз в секунду испускала роторный луч в непредсказуемом направлении, и скоро пространство за ними оказалось заполнено обломками вражеских дронов, летящими по инерции всё туда же — вперёд. Истребители, действуя в сложной слаженной команде, не оставляли врагу и шанса выжить под роторным огнём, и тем более — сбить кого-то из них.

Но для Персиваля управление Истребителем было не просто почётной работой. Тут он оказывался изолирован от Системы, и один за другим спадали запреты на собственные мысли, которые он хотел сохранить в тайне. И первое, о чём следовало вспомнить — передатчик.

Руки не были нужны для управления Истребителем, поэтому в пылу боя Персиваль достал из поясной сумки маленькую чёрную коробочку и нажал на кнопку. Линии на её гранях засветились красным.

Альмер Зормильтон, человек, который дал Персивалю передатчик, был одним из ведущих учёных Кубуса. Он работал на нижних уровнях города, и Франц как-то обмолвился, что тот имеет тайные контакты с живущими в подповерхностном океане Леноринами. Вот уже семь лет Зормильтон исследует атексетскую машину времён Вторжения, и до сих пор она скрывает очень много тайн: даже слишком много.

Почему, думал Персиваль, Атексеты времён Вторжения обладали гораздо более сложными и запутанными технологиями, чем те дроны, которых Персиваль сейчас разбивает на части одним выстрелом? Почему с нейроинтерфейсом той машины не удалось контактировать ни одному человеку, даже лучшему из Железных Рыцарей? И почему Атексеты, кем бы они ни были, никогда не отвечали на зов передатчика, зовущего к миру, из собственной же конструкции? Неужели цивилизация за три тысячи лет пришла в такой упадок?

Государственная программа утверждает, что Агмаил, используя технологии Атексетов, смог за пять дней возвести Кубус — но Левен, куда загнали Атексетов, на Кубус совсем не похож. Ещё одно доказательство тотальной деградации или повод для подозрений? Персиваль склонялся в пользу второго, поэтому никогда, ещё ни разу он даже не вспоминал об этих мыслях при Системе, поставив на них запрет.

И последний запрет стоял на теме, которую имела неосторожность поднять Гвен: природа Франца. Франц был для каждого человека настолько естественен, настолько привычен, что все воспринимали его, чуть ли не как часть собственного тела. Считалось, что Франц — человек: по крайней мере, Персиваль думал, что все так считают. Но все остальные люди были равны перед Системой: она считывала мысли в непредсказуемый момент и посылала нужную информацию тогда, когда она требовалась — вот только Персиваль никогда не видел человека, которому Система пересылала чужие мысли: кроме Франца. Он знал всё о всех и всегда, мог спросить о переживаниях человека, стоило им только начаться, и самое главное — он был везде. Персиваль не мог и представить метода, как Франц всегда оказывался рядом с ним. Он воспринимал это как норму — до того момента, как применил рациональный метод к тому, кто его преподавал.

Если Франц — человек, то он имеет все свойства человека и ему не присущи свойства, не присущие людям. Однако Франц есть везде, он знает всё, и самое главное — он не стареет.

«Франц — порождение Системы, — подумал однажды Персиваль, а потом вспомнил: — Но я жал ему руку лично. Я не мог бы пожать руку изображению в моей голове».

И Персиваль всё думал и думал, анализируя собственные воспоминания и запрещённые мысли, пока вокруг кипела битва. Расщепление сознания позволяло делать это лишь с небольшим ущербом эффективности, и именно поэтому Персиваль был точно уверен, что Гидеон не обгонит его по количеству сбитых врагов в одном бою — ведь Персивалю всего-то стоит перестать думать о лишнем…

…И тут внимание Персиваля привлекла чёрная коробочка, примагниченная к стенке кабины: красные линии на ней стали переливаться синим цветом.

Глава 2. Присутствие