Суверен был уверен, что проиграет ему, что эта ночь станет в его жизни последней; но он не хотел уходить безвольно, подобно спичке, брошенной в стакан воды. Если он и не сможет победить Лориана, так хоть попытается его переубедить. А пять пистолетов и доброе слово могут сделать куда больше, чем просто доброе слово.
Дверь распахнулась. Но прежде чем охранники успели отреагировать, огромные изломанные иглы подобно серебристым молниям пронзили их всех, пригвоздив к стене. Суверен вздохнул и прикрыл глаза.
— Я ждал тебя, сын Нормана, — поприветствовал он.
— Скажи мне, где он, и я сделаю это быстро, — выговорил Лориан со сдержанной яростью, когда вокруг руки его уже сформировались новые иглы.
— Лориан, — вздохнул Суверен, сложив ладони на стол. — Конечно же, я скажу тебе. Но давай просто поговорим — как человек и человек, как душа говорит с душой. Я уверен, что мы сможем уладить те недомолвки, что оставило нам прошлое. Ты ведь так повзрослел…
Лориан дёрнул рукой, и одна из игл оторвалась и пронзила плечо Суверена, пригвоздив его к стулу. Тот поморщился, но не убрал ладони со стола.
— Лориан, прошу тебя…
— Следующая будет в голову.
Суверен закрыл глаза и рвано вздохнул, борясь с болью. Он знал, что Лориан был ослеплён мнением своего отца, что сын Нормана ошибался на его счёт; Суверен хотел исправить это, хотя бы перед смертью показать Лориану мир с другой стороны. Суверен знал, что в любом случае его ждёт гибель, но все же надеялся и очень желал, что перед ней ему выпадет шанс утешить хотя бы одну заблудшую душу. Наконец, он взглянул на Лориана и сказал:
— Он в тюрьме, что под моей резиденцией. Минус второй этаж, не заблудишься. Но всё-таки, Лориан…
Ещё один взмах руки — серебристо-стальная игла пронзила лоб старика, заставив его застыть в жесте мирных намерений, с обеими ладонями на столе. Хлопнула дверь, и шесть трупов остались наедине друг с другом и вязкой ночной тишиной.
***
На подземных уровнях Резиденции было сумрачно. Ночной жёлтый свет здесь сменил нейтральный белый, но не привыкшие к полутьме глаза болели и слезились. Лориан с горечью осознал, что когда-то он прекрасно видел и при таком освещении.
Тюремная решётка не могла стать преградой для человека с модулем. Прутья, превратившись в жидкость, упали вниз, и Лориан вошёл в камеру. Перед ним на кровати сидел человек, чьё лицо уже стало медленно пропадать из памяти.
Отец.
Лориан впервые за долгое время абсолютно оцепенел. От переизбытка давно забытых чувств он не знал, что делать; он так долго шёл к этому моменту, но никогда не думал, что скажет или сделает, когда тот случится. Но ситуация разрешилась сама собой: отец поднялся на ноги, сделал пару шагов и обнял юного Рыцаря.
И только теперь, когда его подбородок лёг на плечо отца, Лориан осознал, насколько он вырос за это время. Он проделал долгий путь и совершил настолько много деяний, что их даже приблизительный пересказ уж точно затребует нескольких вечеров. Лориан, пробравшись сквозь технические уровни, познакомился с Францем и Зормильтоном; стал учеником Железного Рыцаря, увидел, как случилось Второе Забвение; воевал с Атексетами, заслужив имя Лазурной Звезды, и победил. И всё это время он закалялся, рос как воин, как мыслитель и как человек; он понимал, что стоит ему начать говорить, будет говорить уже не тот Лориан, который оставил отца на Дне вечность назад. От этого было грустно, невыносимо грустно, но это было неизменной правдой, которую оставалось только принять.
И Лориан, прозванный Лазурной Звездой за свои подвиги, тихо плакал в плечо отцу, которого спас из долгого плена.
***
Франц же направлялся в совершенно другую сторону. Он шёл по белым коридорам, освещённым мягким голубым светом, он медленно делал шаг за шагом, и с каждым касанием ноги этого пола пробуждались воспоминания. Франц шёл осторожно, тихо, словно боясь напугать их, как если бы воспоминания могли разлететься, подобно стайке перепуганных птиц.
Впереди была дверь. Дверь, за которой скрывались ответы на все вопросы.
Франц взялся за ручку и медленно открыл её.