Бог – что захочет, человек – что сможет

Досок, из коих сооружена была в своё время перегородка, чистых, отменно гладких, сухих, легких, прогонистых хватило на то, чтобы по всему периметру избы, исключая печной угол, устроить подпотолочные выставочные полки, торцы которых для важности я выкрасил киноварью. Яркий красный цвет «поджёг», несколько разогнал серый избяной сумрак, по которому экспозиторы, я и Женя, ударили всей красочной силой многочисленной игрушечной рати. За пятнадцать лет супружеской жизни в путешествиях по родной стране (так тогда выражались с ёрническим привкусом молодые интеллигенты) была собрана неплохая коллекция произведений народных мастеров. Они и стали первым вкладом в преображение жилища Ширшиковых в дом Бычковых. (За последующие десятилетия подрастающие поколения – дети, внуки, племянники и их сверстники – не просто любовались, а жили в обнимку с этим игрушечным царством и перекалечили всё, что им было по силам сломать и расколотить: ноги, головы, хвосты сказочных, диковинных зверей и птиц приходилось склеивать, связывать, сшивать разными способами, но, думаю, что при близком общении с творениями художников-фантазёров эстетическое сознание, вкус, фантазия подрастающего поколения нашей фамилии возрастало, а мои дети и внуки в свою очередь передавали своим детям и внукам ответственную роль играющих с высококлассными образцами народного искусства. (Примером возврата долга, ответом добром на добро я считаю организованную и с блеском проведённую в Государственном музее «Царицыно» выставку «Дети нашего двора», в которой приняли участие известные московские скульпторы, живописцы и закопёрщиком которой стал мой сын Сергей Бычков, выросший в известного мастера скульптуры в числе других плодотворных влияний и благодаря общению с глиняной игрушкой.) Конечно, в домах коллекционеров из числа тех, кто не удосужился обзавестись детьми, игрушки музейного достоинства пребывают в благости, тишине и покое. Однако мы с супругой Евгенией Серафимовной не сожалели, не огорчались до слёз, оттого что дети и внуки практически превратили в глиняные руины подаренные мне в далёкие шестидесятые годы знаменитой каргопольской мастерицей Ульяной Бабкиной двадцать работ. Не сомневаюсь в том, что Сергей Бычков, основательно постиг самобытную пластику Ульяны Бабкиной.

Мой друг, загорский художник Иван Сандырев, побывав в апреле семьдесят пятого года в Криушкине, оставил на память о себе сложносочинённое монументальное произведение «Сусанна и старцы». Библейский сюжет – старцы, подглядывающие за уснувшей под сенью смоковницы юной красавицей Сусанной, – композиционно был решён Сандыревым оригинально, изобретательно. Сусанна контуром с изящной моделировкой форм лица и тела была написана на белёной печи, в один приём, ала прима. Так пишут фрески – композиции по сырой штукатурке. Нечто подобное представлял собой боковой фасад русской печи, накануне выкрашенный белой-пребелой извёсткой. Запёчатлённая лаконично, одной непрерывающейся линией, роскошная, совершенная фигура молодой женщины пленяла, восхищала, очаровывала. Старцы, по воле художника, попали в раму однополотенной входной двери, что возбуждало зрительскую фантазию. Открывающаяся и закрывающаяся то и дело дверь рождала эффект суетливой озабоченности старцев. Они, их изображения в раме двери, снуют туда-сюда в стремлении охватить лукавым подглядыванием всю фигуру прелестницы, полюбоваться ею в разных ракурсах.

Сусанну и старцев Иван Тарасович писал в солнечный апрельский день. Мы с Евгенией, пока он работал, выставили зимние рамы, и я распахнул створки смотрящего в сад окна. Подобно тому, как густой, радостной толпой, теснясь, подпихивая друг друга, вваливаются в дом долгожданные, приехавшие издалека, желанные гости, так в избу из сада хлынул вольный, напористый воздух, согретый весенним солнышком, настоянный на ароматах начавших раскрываться духовитых листьев смородины, черёмухи, вымахавшей из земли пряной крапивы, источающей травяной дух сныти, изливающих снеговую свежесть первоцветов, толпящихся в середине апреля на крохотных полянках прореженного вишенья и старых яблонь. Крепко запомнился мне Ваня Сандырев, сидящий в избе у отрытого окна, вдумчивый и просветлённый.

В мастерской Сандырева довелось мне познакомиться с лидером и одним из основателей школы владимирских живописцев Кимом Бритовым. Открытый, звучный, сильный в тональном отношении цвет. Краски не смешиваются, а кладутся рельефными мазками – так достигается особая пластическая выразительность. Так, подобно нотам в музыке, строятся цветовые созвучия. На холсте или картоне зритель, разглядывая работу живописца, видит, что сохраняется форма мазка, которую придаёт ему кисть или мастихин. Мощный, рельефный красочный слой обеспечивает цветовую интенсивность, эмоциональную напряжённость картине. Ким Николаевич так же картинно, запоминающе рассказывает о себе.