«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Пейли перенес образ Бога-часовщика из физической области в биологическую. Теперь уже живая природа должна была рассматривается как «изобретение»: важный термин, подразумевающий замысел и конструирование. Наличие и того и другого в биологическом мире Пейли считал очевидным. По его утверждению, только сумасшедший может предположить, что столь сложная механическая система возникла благодаря слепому случаю. Механизм предполагает изобретателя, которому свойственно и чувство цели, и способность к проектированию и созиданию. И человеческое тело в частности, и мир в целом можно рассматривать именно как механизмы, которые были спроектированы, сконструированы и идеально приспособлены к различным потребностям и конкретным ситуациям.

Сделавшая Пейли знаменитым аналогия стала предметом многих изящных, но весьма критических отсылок в «Слепом часовщике». Она изложена в первых параграфах «Естественной теологии»:

«Предположим, что, переходя вересковую пустошь, я споткнулся о камень, и меня спросили, как этот камень здесь оказался. На основании своих знаний я мог бы ответить: он лежал там вечно. И, пожалуй, не так-то просто было бы показать абсурдность этого ответа. Но предположим, что я нашел на земле часы, и меня спросят, как они оказались в этом месте. Вряд ли мне придет в голову тот же ответ, который я дал ранее: часы, насколько мне известно, могли находиться там всегда. Почему же этот ответ не может быть применен для часов так же, как и для камня? Почему он не допустим во втором случае так же, как и в первом?»[349]

Далее Пейли подробно описывает часы, выделяя, в частности, корпус, цилиндрическую пружину, множество шестеренок и часовое стекло. Захватив читателя этим тщательным анализом, Пейли переходит к критически важному выводу:

«Механизм, который мы наблюдаем, требует подробного изучения и, возможно, некоторого набора знаний для понимания его устройства. Но после того, как мы его исследовали и поняли, неизбежен следующий вывод: часы должны были иметь создателя. Где-то когда-то должен был существовать мастер или ремесленник, который создал этот механизм с какой-то целью, задумал его конструкцию и запланировал его определенное использование»[350].

Пейли не был оригинален: аналогию с часовщиком, как и большую часть своей работы, он заимствовал у других. Создавая новую естественную теологию, Пейли на самом деле безжалостно списывал у Джона Рэя; но, несмотря на вторичность и старомодность, он оказался превосходным популяризатором. Столь эффективно продвигавшаяся Пейли концепция соответствовала устаревшему способу мышления, восходящему к концу XVII – началу XVIII века и уже отброшенному большинством христианских мыслителей, и тем не менее популистские сочинения Пейли дали этому мышлению вторую жизнь[351].

Природа, утверждал Пейли, похожа на «изобретение», она спроектирована и создана целенаправленно, наблюдаемые в ней биологические структуры сконструированы с определенной целью. «Все признаки изобретенности, все проявления замысла, которые есть в часах, существуют и в произведениях природы». В действительности, утверждает Пейли, в природе изобретательность проявляется даже сильнее, чем в часах. Он приводит примеры таких чрезвычайно сложных структур, как человеческие глаз и сердце, отмечая, что они поддаются описанию с использованием механических терминов. Любому владельцу телескопа очевидно, что этот сложный инструмент был кем-то разработан и изготовлен. Неужели, удивляется Пейли, есть кто-то, кто при взгляде на человеческий глаз не догадается, что у него тоже есть создатель?

Линия рассуждений Пейли предполагает, что творение статично. Бог создал вещи раз и навсегда, и они более не развиваются и не нуждаются в развитии, будучи отлиты в своей окончательной форме. Понятие развития подразумевало для него несовершенство первоначальной формы, а как мог совершенный Бог создать несовершенное творение? Поскольку учение Пейли о сотворении мира не подразумевает идеи развития, его тезис легко подорвать простыми доказательствами наличия эволюции в природе.