«Бог» Докинза. От «Эгоистичного гена» к «Богу как иллюзии»

Во-вторых, Дарвин разделял моральное возмущение, типичное для середины викторианской эпохи, по поводу некоторых аспектов христианской доктрины, связанных с набиравшим влияние евангелическим движением. Подобно Джордж Элиот (1819–1880)[395] и многим другим в то время, он с отвращением реагировал на такие идеи, как вечное наказание, уготованное в аду для тех, кто не верит в Евангелие[396]. Дарвин особенно негодовал по этому поводу, зная о несколько неортодоксальных религиозных убеждениях своего отца. Как он писал в автобиографии: «И в самом деле, вряд ли я в состоянии понять, каким образом кто бы то ни было мог бы желать, чтобы христианское учение оказалось истинным, ибо если оно таково, то незамысловатый текст [Евангелия] показывает, по-видимому, что люди неверующие – а в их число надо было бы включить моего отца, моего брата и всех моих лучших друзей – эсхатологически потерпят наказание. Это учение отвратительно»[397]. В октябре 1882 года, спустя шесть месяцев после смерти Дарвина, его вдова попросила не публиковать этот отрывок. На полях рукописи мужа она написала следующее: «Мне бы не хотелось, чтобы этот размещенный в скобках отрывок был опубликован. Он кажется мне сырым. Сложно подобрать слишком суровые слова о доктрине вечного наказания за неверие, однако очень немногие сегодня сочли бы ее „христианством“»[398]. Здесь чувствуется общее настроение того примечательного периода английской культурной истории, когда некоторые аспекты евангелического христианства подвергались беспрецедентной критике, отражая растущее убеждение в том, что подобное понимание сущности и целей Бога недостаточно и неприемлемо во все более изощренной культуре того времени[399]. Дарвин говорит здесь голосом своего века, не добавляя ничего, что было бы как-то связано с эволюцией.

Но вот второй, более важный для темы этого раздела вопрос: какова, по мнению Дарвина, связь между теорией естественного отбора и христианством, вне зависимости от того, был ли христианином он сам? Другими словами, отодвинув личные религиозные взгляды Дарвина в сторону, зададимся вопросом, мог ли, по его мнению, христианин принять подход к эволюции, изложенный в последовательных изданиях «Происхождения видов»? Подчеркнем: Дарвин явно поднимает этот вопрос в своих работах, давая понять, что его теория не должна вызывать никакого интеллектуального дискомфорта для приверженцев традиционной христианской веры. Этому, пожалуй, наиболее яркому различию между Дарвином и Докинзом, обычно не уделяют того внимания, которого оно заслуживает.

Многие хвалят прозорливость и холодную нейтральность «Происхождения видов», отмечая олимпийскую отстраненность этой книги от социальных и политических вопросов, а также ее скрупулезную религиозную нейтральность. История религиозных убеждений Дарвина, как и его нежелание комментировать религиозные вопросы, включая собственные взгляды, явствует из его личной переписки. Тем не менее, когда этого требовал контекст, Дарвин, по-видимому, был готов не просто затрагивать, но и подчеркивать совместимость религиозной веры и теории естественного отбора.

Хорошим примером может служить его отсылка к «законам, заложенным в материю Творцом», чему во втором издании «Происхождения видов» уделяется больше внимания, чем в первом[400]. Внимание Дарвина к роли естественных законов в управлении эволюционными процессами заставило некоторых предположить, что он достиг в биологии того же, чего Ньютон в физике. Эрнст Геккель, например, писал о нем как о «новом Ньютоне», который открыл естественные законы, управляющие живой природой[401]. Теория естественного отбора Дарвина сравнивалась с законом тяготения Ньютона. Взятые вместе, они как бы составляли единое видение природного мира[402]. Раз ньютоновская физика привела к появлению нового направления в богословии – естественной теологии, то разве не могла бы дарвиновская биология привести к аналогичному результату? Ньютон открыл законы физики, Дарвин – законы биологии.