Бог Гонгов

– Мальволи не имеет к этому никакого отношения, – сказал священник. – Осмелюсь предположить, они привезли с собой нескольких итальянцев, но те милейшие люди, о которых вы говорили, – вовсе не итальянцы. Это октероны[1] и всевозможные африканские полукровки разных мастей. Боюсь, что мы, англичане, считаем всех иностранцев похожими друг на друга, если они смуглые и грязные. Кстати, – с улыбкой добавил он, – у меня есть подозрения, что англичане не смогут провести тонкое различие между нравственным характером моего вероисповедания и культом вуду.

Яркие краски весны расцветили побережье Сивуда, наводненное отдыхающими семьями и душевыми кабинками, бродячими проповедниками и негритянскими музыкантами, прежде чем друзья снова увидели его, но задолго до окончания разбирательства по делу странного тайного общества. Почти повсюду знание об их загадочной цели умирало вместе с ними.

Труп человека из отеля был найден в море, где он дрейфовал вдоль берега, словно масса спутанных водорослей. Его правый глаз навеки закрылся, но левый был широко раскрыт и блестел как стекло в лунном свете. Черного Неда настигли в нескольких милях от городка, но он смог уложить трех полисменов своим ударом с левой. Оставшийся в живых офицер был настолько поражен и огорчен этим обстоятельством, что негру удалось уйти. Но этого было достаточно, чтобы зажечь энтузиазм всех английских газетчиков, и около двух месяцев главная цель Британской империи заключалась в том, чтобы помешать «отчаянному негру» выбраться из страны морским путем. Людей, чье телосложение хотя бы отдаленно напоминало его мощную фигуру, подвергали тщательнейшим допросам и заставляли тереть лицо, как будто белую кожу можно было имитировать с помощью меловой маски. Каждый английский негр попал под особый контроль и был вынужден регулярно являться в полицию, а суда, выходящие из английских портов, скорее приняли бы на борт василиска, чем темнокожего человека. Люди узнали, какой ужасной, огромной и безмолвной была власть жестокого тайного общества, и к апрелю, когда Фламбо и отец Браун прогуливались по набережной вдоль парапета, Черный Человек означал для Англии почти то же самое, что некогда означал для Шотландии[2].

– Должно быть, он все еще в Англии, и притом отлично спрятался, – заметил Фламбо. – Его бы нашли в любом порту, даже если бы он выбелил лицо.

– Видите ли, он действительно умный человек, – извиняющимся тоном произнес отец Браун. – И я уверен, что он не станет делать ничего подобного.

– Хорошо, тогда что же он сделает?

– На его месте я бы зачернил лицо, – ответил отец Браун.

– Ну, это уже чересчур, мой дорогой друг! – со смехом сказал Фламбо, облокотившийся на парапет.

Отец Браун, тоже опершийся на парапет, незаметным движением пальца указал на вымазанных сажей музыкантов, которые играли на эстраде, старательно изображая негров.