Бог говорит но я думаю

Есть еще одна сфера, приверженностью к которой страдают больные духовной шизофренией. В стихах 16— 22 приводятся слова Иисуса относительно тех умствований, в которые пускались книжники, рассуждая о храме и о золоте храма. Очевидно, они были настоящими профессионалами в том, что касалось долгих рассуждений. Подбросьте им одну-две мысли на религиозную тему — и они часами будут увлеченно предаваться тому, что мы сегодня называем псевдоинтеллектуализмом. Другим симптомом этого заболевания является непостоянство и непоследовательность. Фарисеи часто акцентировали внимание на вещах второстепенных и совершенно отвергали положения первостепенной важности. Иисус же призывал к постоянству и последовательности христианской веры, призывал к религии сердца.

А вот и еще одно удивительное замечание о прискорбной болезни, которой мы посвятили эту главу. Стих 23 гласит: «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что даете десятину [с мельчайшего]». Итак, они были без­упречны в том, что касалось уплаты десятины. Если вы хотите, чтобы ваша церковь не имела никаких денежных затруднений, постарайтесь привлечь в нее как можно больше духовных шизофреников. Однако при всей своей безукоризненности в финансовых делах фарисеям не хватало одного — и это было самым важным: им не хватало суда, милости и веры, то есть любви. Они были великолепны во внешнем проявлении своей религиоз­ности, но ровно настолько же они были ничтожны по своему внутреннему содержанию. Они «оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру».

Но не пора ли нам покончить с симптомами и диагнозами? Перейдем теперь к лечению! Ведь поставить диагноз —ото полдела, самое важное — найти нужное лечение.

В стихе 26 мы уже обратили внимание на то, что лечение включает в себя и необходимость «очистить прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их». Из своего практического опыта (мы с братом одно время занимались мытьем посуды) я вынес очень простой урок: нет нужды специально отмывать внешнюю поверхность посуды. К тому времени, как очищалась внутренняя часть тарелки или чашки, ее наружная поверхность уже бывала чистой. В этом и заключается весь секрет. В этом и заключается ответ на проблему, с которой сталкивается бихевиоризм (одна из теорий в современной психологии). В этом и заключается вызов, брошенный широко распространенной сегодня идее о том, что даже если ты не чувствуешь любви, поступай так, будто ты любишь, и когда-то наступит

момент, что ты почувствуешь любовь. Но чисто внешние проявления любви никак не скажутся на нашем внутреннем мире; они безуспешны и сегодня, и в будущем. Один лишь Бог обладает такой силой, которая способна изменить наше внутреннее содержание. Сами мы не сумеем изменить себя. Да и как можно вылечить себя собственными силами, когда требуется хирургическое вмешательство? То есть человеку необходимо отправиться к врачу, к хирургу. Ему необходимо лечь в больницу.

Но мы еще не выяснили, какая операция нам предстоит. Эта операция — пересадка сердца!

Однажды я отправился к своему знакомому, которому предстояло перенести эту сложнейшую операцию. Это было давно, когда пересадкой органов только начинали заниматься, и пациент явно подвергал себя огромному риску. Я не удержался и спросил своего знакомого: «Вы понимаете, на какой риск идете?»

«Да, — ответил он, — но я решил, что лучше мне не жить вообще, чем жить так, как я живу сейчас». Не бойтесь рисковать! Когда больной отдает себя во власть медицины, во власть хирургического скальпеля, когда он хочет получить новое здоровое сердце, он отказывается от самого себя. Вы согласны? Вот почему Иисус сказал: “Не здоровые имеют нужду во враче, но больные” (Лк. 5:31).

Если бы мне пришлось обратиться за помощью к врачу, да еще в том случае, когда бы речь шла о тонкой хирургии, я постарался бы найти такого хирурга, который не только хорошо знает свое дело, но и хотя бы отчасти представляет, в каком положении я нахожусь.

В Бейкерсфилде, что в Калифорнии, я знал одного врача, который вообще ни разу в жизни не болел! И внезапно к нему прицепилась лихорадка. Он тяжело переносил болезнь. Да что там тяжело: он чуть было не умер и едва не остался инвалидом. После того как он все

же выздоровел, я во время нашей беседы сказал ему: «Должно быть, это самое тяжелое испытание в вашей жизни». Но он ответил: «Нет, это самое лучшее из того, что мне довелось пережить!» «Что вы говорите?» — пора­зился я. И он объяснил: «Теперь, общаясь с пациентами, я остро чувствую людскую боль и человеческое страдание. Раньше мне это было недоступно».