По-видимому, способность человека выдерживать трудности жизни настолько низка, что природе пришлось для экстренного случая снабдить наш вид запасной идентичностью, религиозной, чтобы заменить мирскую, когда та уже не в состоянии избавить нас от чрезмерной тревожности. В зависимости от того, в какой степени мы предрасположены к обращению, у каждого из нас есть личный болевой порог и уровень давления, которое мы в состояние выдержать до того, как станем настолько уязвимыми, чтобы претерпеть когнитивную метаморфозу религиозного типа. Вероятно, когда человек достигает своего личного порога тревожности, то вместо саморазрушительного поведения, например злоупотребления наркотиками или других зависимостей, маскирующих боль, «нормальное», мирское «я» прекращает действовать и сразу заменяется альтернативным гиперрелигиозным. Сразу после завершения когнитивной метаморфозы человек ощущает избавление от всех тревог, которые ассоциировались с его предыдущей идентичностью. Все былые опасения и тревоги улетучиваются, вытесненные эйфорической удовлетворенностью, ощущением уверенности и безопасности. Неудивительно, что многие обращенные называют себя «спасенными».
Человеческое эго — весьма нежный орган. У человека, выросшего в отсутствие заботы, могут развиться всевозможные проявления неуверенности, неврозы и даже психозы. Когда обладатель слабого ощущения своего «я» достигает подготовительных этапов взрослой жизни, он не чувствует себя готовым или способным принять жизненные обязанности. Вероятно, именно поэтому обращение в веру «обычно происходит в подростковом возрасте»{97}
. Это предположение подтверждает психолог Пол Джонсон, который после пяти исследований с участием более 15 тысяч человек пришел к выводу, что «средний возраст обращения в веру — 15,2 года»{98}.Это не значит, что религиозное обращение происходит только в подростковом возрасте: оно может произойти в любом возрасте, когда человек чувствует себя особенно уязвимым и находящимся под угрозой. Тем не менее именно подростки обычно страдают от растущего уровня тревожности, поскольку в юности родители и общество впервые объясняют нам, что скоро нам придется самостоятельно обеспечивать себя и заботиться о себе. Более того, как раз будучи подростками, мы впервые примиряемся с концепцией собственной смертности.
При всех этих заботах, вопросах, давлении и обязанностях, внезапно обрушивающихся на нас, неудивительно, что на той же стадии развития, как правило, в возрасте 15–20 лет, люди не только обращаются в веру, но и с наибольшей частотой совершают самоубийства, употребляют наркотики, страдают от нарушений пищевого поведения, депрессии и шизофрении. Неудивительно, что большинство обращений в веру происходит в том же самом возрасте: исследователи предположили, что рост религиозности может привести к снижению случаев саморазрушительного поведения. Что касается наиболее саморазрушительного из всех действий, суицида, У. Т. Мартин в своей статье 1984 г., озаглавленной «Религиозность и процент самоубийств в США» сообщал, что «посещение церкви отрицательно коррелирует с процентом самоубийств».
Эти выводы подтверждаются исследованиями Г. Г. Кёнига, который в своем труде «Старение и Бог» (Aging and God) заключал, что у пожилых людей «вера подавляет суицидальные мысли». Опрашивая участников исследований, Кёниг обнаружил: многие признавались, что «обещание счастливой загробной жизни» помогало им препятствовать суицидальным наклонностям. В другом исследовании команда С. Стэка и А. Вассермана выяснила, что вера в загробную жизнь помогает противостоять саморазрушительным порывам. По-видимому, те, кто не верит в духовную реальность, более подвержены саморазрушительному поведению, чем те, кто обладает такой верой. Возможно, именно по таким причинам, несмотря на все понимание, какие радикальные изменения личности вызывает обращение в веру, мы не относим эту метаморфозу к психологическим расстройствам. И в то же время следует отметить: хотя мы спокойно миримся с обращением к основным мировым религиям, обращение человека к «несанкционированным» религиям, или культам, вызывает гораздо больше возражений, зачастую побуждая родных или общество вмешаться и предпринять попытку вырвать новообращенного из когтей группы, мотивы и влияние которой воспринимаются как корыстные и негативные. Независимо от того, как мы предпочитаем воспринимать этот исключительно человеческий феномен, нам следует признать, что он представляет собой еще одну кросскультурную характеристику нашего вида, следовательно, скорее всего, наследуется генетически, подтверждая предположение, что человеческая духовность и религиозность — продукты наших биологических особенностей, а не мистического воздействия или Бога.