Бог-Император Дюны

— Но, Владыка! Ты не творишь неправедного!

— Бедный Монео. Ты не способен увидеть, что я сотворил бездну несправедливости.

Монео лишился дара речи. Он понял, что обманулся кажущимся возвращением Бога-Императора к мягкому спокойствию. Но теперь Монео заметил брожение изменений в этом огромном теле, то, насколько близок… Монео быстро оглядел центральную палату подземелья, припоминая многие смерти, произошедшие здесь, тех, кто здесь был похоронен.

«Пришло ли мое время?»

Лито задумчиво проговорил:

— Нельзя преуспеть, беря заложников. Это — форма порабощения. Один человек не может владеть другим. Мироздание этого не позволит.

Смысл этих слов проникал в сознание Монео — словно закипал на медленном огне — ужасающим контрастом с рокотом преображения, ощущаемого им в своем Владыке.

«Червь на подходе!»

Монео опять оглядел палату подземелья. Насколько же здесь хуже, чем в верхнем помещении башни! До безопасного убежища слишком далеко.

— Ну, Монео, у тебя есть, что ответить? — спросил Лито. Монео отважился прошептать:

— Слова Владыки просвещают меня.

— Просвещают? Ты не просвещен!

— Но я служу моему Владыке! — в отчаянии проговорил Монео.

— Ты провозглашаешь службу Богу?

— Да, Владыка.

— Кто создал твою религию, Монео?

— Ты, Владыка.

— Разумный ответ.

— Благодарю Тебя, Владыка.

— Не благодари меня! Скажи мне, что увековечивает религии!

Монео отступил на четыре шага.

— Стой, где стоишь! — приказал Лито.

Трепеща всем телом, Монео онемело покачал головой. Вот он и нарвался на не имеющий ответа вопрос. А не дать ответа — накликать быструю смерть. И он ждал смерти, склонив голову.

— Тогда я тебе скажу, бедный слуга, — сказал Лито.

У Монео мелькнула робкая надежда. Он поднял взгляд на лицо Бога-Императора, заметив, что глаза у него не стекленеют… руки не подергиваются — возможно, Червь не так близко.

— Религии увековечивают смертную взаимосвязь: хозяин-слуга, — сказал Лито. — Они создают арену, привлекающую падких до власти гордецов, со всеми их недалекими предубеждениями!

Монео мог только кивнуть. Не трепещут ли руки Бога Императора? Не скрывается ли потихоньку это ужасное лицо внутри своей рясы?..

— Тайные откровения бесславия, вот на что напрашиваются все Данканы, — проговорил Лито. — В Данканах слишком много сочувствия своим собратьям и слишком мало тех, кого можно так назвать.

Монео изучал голографические изображения древних песчаных червей Дюны, их гигантские рты, полные зубов — крисножей, вокруг пожирающего огня. Он обратил внимание на припухлости зачаточных колец на рубчатом теле Лито. Не увеличились ли они? Не откроется ли новый рот под укрытым рясой лицом?

— В сердце своем Данканы знают, — проговорил Лито, — что я умышленно пренебрег предостережениями Магомета и Моисея. Даже ты это знаешь, Монео!

Это было обвинение, Монео начал было кивать, затем замотал головой из стороны в сторону. Он подумывал, не попытаться ли ему снова попробовать отступление. Он уже знал по опыту, что назидания, произносимые таким тенорком, не обходятся без очень скорого появления Червя.

— И какое же это могло быть предостережение? — спросил Лито. В его голосе звучала насмешливая беспечность.

Монео позволил себе чуть пожать плечами.

Голос Лито вдруг наполнил палату раскатистым баритоном, древний голос, говорящий сквозь века:

— Вы служите БОГУ, вы не слуги слуг!

Монео заломил руки и возопил:

— Я СЛУЖУ Тебе, Владыка!

— Монео, Монео, — проговорил Лито, голос его стал тихим и гулким, — и одного хорошего дела не вырастет из миллиона плохих. Правоту узнаешь по ее устойчивости во времени.

Монео хватило только стоять в трепетном молчании.

— Я намеревался спарить Хви с ТОБОЙ, Монео, — сказал Лито. — Теперь слишком поздно.

Понадобилось несколько мгновений, чтобы эти слова проникли в сознание Монео. Он заметил, как их значение выпадает из любого внятного ему контекста. «Хви? Кто такая Хви? Ах, да — икшианка, будущая невеста Бога-Императора. Спарить… со мной?»

Монео покачал головой.

Лито проговорил с бесконечной печалью:

— И ты тоже минуешь. Будут ли все твои труды забыты, праху подобно?

Пока Лито это произносил, его тело вдруг без предупреждающих примет содрогнулось в ужасающем изгибе, взметнувшем его и сбросившем с тележки. С чудовищной скоростью и силой пронесся он в каких-то сантиметрах от Монео, который вскрикнул и бросился из подземелья.

— Монео!

Зов Лито остановил мажордома у входа в лифт.

— Испытание, Монео! Я испытаю Сиону завтра!