– Это неважно,
Она печально опустила глаза.
Только в своем воображении мог он прожить с Хви всю жизнь, как живут мужья со своими женами. В его памяти хватило бы воспоминаний для того, чтобы представить себе такую жизнь. Он мог представить себе радости узнавания, прикосновения, поцелуи, ласки, из которых рождается болезненная красота истинной любви. Эти представления причиняли ему боль намного более сильную, чем раны, полученные на площади.
Хви вздернула подбородок и посмотрела в глаза Лето. Он увидел в ее взгляде сострадание и стремление помочь ему.
– Как еще могу я служить тебе, мой господин?
Он напомнил себе, что она – человек, человек, которым он в полной мере больше не является. С каждой минутой эта разница становилась все больше и больше.
В душе его поднялась сильная боль.
Хви была неизбежной реальностью, такой земной и такой первобытной, что ее нельзя было выразить никакими словами. Душевная боль стала почти невыносимой.
– Я люблю тебя, Хви. Я люблю тебя так, как мужчина любит женщину… но между нами невозможна близость. Ее не будет никогда.
По ее щекам заструились слезы.
– Я должна уехать? Мне надо вернуться на Икс?
– Они станут мучить тебя, стараясь узнать причину, по которой провалились их планы.
– Тогда я остаюсь, – сказала она. – Мы будем извлекать из нашего общения ту радость, которая будет нам доступна. Это самое лучшее, что мы сможем сделать. Если для этого нам надо пожениться, то пусть будет так.
– В этом случае я должен поделиться с тобой теми знаниями, которыми я никогда и ни с кем не делился, – сказал он. – Я дам тебе такую власть над собой, которой…
– Не делай этого, господин! Вдруг кто-нибудь принудит меня…
– Отныне ты никогда не покинешь моего дома. Твоим домом станет это подземелье, Цитадель, потайные места в Сарьире.
– Пусть исполнится твоя воля.
Надо успокоить эту пульсирующую боль. Она угрожает ему и Золотому Пути.
Малки понимал, как обстоятельства вынуждают власть имущих постоянно подвергаться искушению сирен, как это нужно властителям для довольства собой.
Хви приняла его молчание за неуверенность.
– Мы поженимся, мой господин?
– Да.
– Надо ли предпринять что-то в отношении тлейлаксианских россказней о…
– Не надо ничего предпринимать.
Она внимательно посмотрела на него, припомнив их предыдущий разговор.
– Я боюсь, господин, что могу ослабить тебя, – сказала Хви.
– Значит, тебе надо найти способ сделать меня сильнее.
– Станешь ли ты сильнее, если мы немного уменьшим огонь веры в Бога Лето?
Лето подумал, что в этом высказывании было что-то от духа Малки. Именно такие замечания делали его особенно очаровательным.
– Твой вопрос требует ответа, – сказал Лето. – Многие будут поклоняться мне так, как задумал я. Многие же станут верить лжи.
– Господин… ты станешь просить меня лгать ради тебя?
– Конечно нет. Но могу попросить тебя хранить молчание тогда, когда тебе очень захочется говорить.
– Но если они будут поносить тебя?
– Ты не станешь протестовать.
По щекам Хви снова потекли слезы. Как хотелось Лето утереть их… но это была вода, смертельная для него вода.
– Все будет делаться именно так, – сказал Лето.
– Ты все объяснишь мне, господин?
– Когда меня не станет, они должны будут объявить меня Шайтаном, Императором геенны. Но колесо будет безостановочно катиться по Золотому Пути.
– Господин, но, может быть, гнев будет направлен не на меня одну? Я не…
– Нет! Иксианцы сделали тебя более совершенной, чем задумали. Я воистину люблю тебя, и с этим уже ничего нельзя поделать.
– Я не желаю причинять тебе боль! – В словах Хви прозвучала неподдельная мука.
– Что сделано, то сделано. Обратной дороги нет.
– Помоги мне понять.