Бог-Император Дюны

По какому праву? Где справедливость в моем правлении? Принуждая их к повиновению с помощью вооруженной силы Говорящих Рыб, честно ли я побуждаю человечество к эволюционному скачку? Я знаю все, что поют революционеры, все их трескучие и резонерские фразы.

– Ты не видишь никаких признаков своей мятежной руки в той власти, которой я обладаю.

Юность Сионы взяла свое.

– Я никогда не выбирала вас себе в правители.

– Но ты усилила мою власть.

– Каким образом?

– Своей оппозицией. Я отточил свои когти на таких, как ты.

Она невольно бросила взгляд на его руки.

– Это фигуральное выражение, – объяснил он.

– Наконец-то мне удалось задеть вас за живое, – сказала она, услышав в его голосе нотки гнева.

– Ты не задела меня за живое. Мы с тобой родственники и можем по-семейному попенять друг другу. Факт заключается в том, что мне стоит бояться тебя больше, чем тебе – меня.

Она отпрянула, но замешательство продолжалось лишь краткий миг. Он увидел, как сначала ее плечи напряглись от всплеска веры, потом девушку снова охватили сомнения. Она опустила голову и исподлобья взглянула на Лето.

– Так почему же Великий Лето боится меня?

– Я боюсь твоего невежественного насилия.

– Разве вы говорили, что уязвимы физически?

– Я не стану второй раз предупреждать тебя, Сиона. Есть пределы той игры в слова, в которую я играю. И ты, и иксианцы прекрасно знают, что я люблю тех, кто уязвим физически. Скоро об этом узнает вся Империя. Такие слухи распространяются быстро.

– И вся Империя спросит, по какому праву вы царствуете!

Она ликовала. Лето почувствовал неистовый гнев. Его было трудно подавить. Эту человеческую эмоцию он ненавидел. Название ей – злорадство. Он некоторое время молчал, не желая давать волю злобе. Потом он выбрал способ пробить брешь в обороне Сионы в самом уязвимом ее месте, которое он уже видел.

– Я правлю по праву одиночества, Сиона. Мое одиночество – это отчасти свобода, отчасти рабство. Это означает, что меня не может подкупить ни одна группа населения. Мое рабство говорит о том, что я буду служить вам в полной мере моих божественных способностей.

– Но иксианцы поймали вас в свою ловушку! – сказала она.

– Нет. Они преподнесли мне дар, который только усилит меня.

– Он уже ослабляет вас.

– И это тоже, – признал Лето. – Но мне по-прежнему подчиняются очень мощные силы.

– О да, – кивнула она. – Это я понимаю.

– Этого ты как раз не понимаешь.

– Но я уверена, что вы мне все объясните, – поддразнила она его.

Он заговорил так тихо, что Сионе пришлось склониться почти к самому его лицу.

– В этом мире нет никого, кто мог бы попросить меня о чем бы то ни было – об участии, о компромиссе, даже о малейшем послаблении власти. Я один и только один.

– Даже эта иксианская женщина не может…

– Она настолько похожа на меня, что не сможет ослабить меня в этом отношении.

– Но когда было атаковано иксианское посольство…

– Меня все еще раздражает человеческая глупость, – сказал он.

Она, нахмурившись, взглянула на него.

В свете луны этот мимический жест показался Лето очаровательным. Он понял, что заставил ее думать. Он был уверен, что она никогда прежде не задумывалась о том, что право на власть дается вместе с уникальностью.

Он отреагировал на ее хмурый вид.

– До сих пор в мире не было правительства, подобного моему. Я – первый случай в мировой истории. Я отвечаю только перед собой, требуя воздаяния за ту жертву, которую принес миру.

– Жертву! – иронически буркнула она, но Лето явственно расслышал сомнение в ее голосе. – Каждый деспот говорит нечто подобное. Вы ответственны только перед собой!

– Я отвечаю, таким образом, за каждую живую тварь. Я слежу за всеми вами все это время.

– Какое время?

– Время, которое могло бы быть, но которого больше нет.

Он почувствовал в ней нерешительность. Она не доверяет своим инстинктам, своей нетренированной способности к предсказаниям. Она может случайно совершить прорыв, как в случае, когда она украла его записки, но мотивация была потеряна в тех откровениях, которые она почерпнула из записок.

– Мой отец говорит, что вы очень хорошо умеете манипулировать словами, – сказала она.

– Он как никто обязан это знать. Но есть такие вещи, знания о которых можно добыть, только участвуя в этих вещах. Познать их нельзя, стоя в стороне и обсуждая их.

– Он как раз и имел в виду эти вещи, – проговорила Сиона.

– Ты совершенно права, – согласился он. – Это не логично. Но это свет. Это глаз, он видит свет, но не видит сам себя.

– Я устала от этого разговора, – сказала Сиона.

– Так же, как и я.

Я достаточно увидел и достаточно сделал. Она широко открыта своим сомнениям. Как же они уязвимы в своем невежестве!

– Вы ни в чем меня не убедили.

– Это не было целью нашей встречи.

– А что было целью?